Рафаэлло Джованьоли - Спартак

Спартак внимательно выслушал дезертиров, задавая им различные вопросы, всматриваясь в их лица своими голубыми глазами, строгими и испытующими. Взгляд Спартака, пронизывающий, словно острый клинок, приводил в смущение дезертиров; они не раз путались в своих ответах Спартаку, противоречили себе. После длительного молчания, во время которого фракиец, склонив голову на грудь, погрузился в глубокое раздумье, он поднял наконец голову и произнес, как бы рассуждая с самим собой:

— Понимаю… да, так и есть…

Затем, обратившись к одному из контуберналов, которых ему пришлось назначить, — один из них находился у преторской палатки, — добавил:

— Флавий, отведи их в палатку и прикажи страже наблюдать за ними.

Контубернал увел дезертиров.

Спартак молча постоял несколько минут, затем позвал начальника легиона Артака, отвел его в сторону и сказал ему:

— Эти дезертиры — шпионы…

— Да ну! — удивленно воскликнул молодой фракиец.

— Они подосланы сюда Анфидием Орестом, чтобы ввести меня в заблуждение.

— Неужели?

— Он хочет, чтобы я поверил в россказни дезертиров, в то время как он сам поступит как раз наоборот.

— А как именно?

— Вот как: естественнее и логичнее всего не только для Ореста, но и для всякого, оказавшегося в его положении, было бы попытаться прорвать наш фронт со стороны Рима, но никак не со стороны Капуи. После того как он прорвется через фронт наших мечей с неизбежно расстроенным, ослабленным потерями войском и укроется в Капуе, нам будет открыт путь в Латий, по которому мы свободно можем пройти до самых ворот Рима. Он должен двинуться к Риму, чтобы защитить его от нас; Рим — его база, и если Рим будет у него в тылу, он, даже с войском численностью меньшим, чем то, которым он располагает теперь, будет для нас серьезной угрозой. Поэтому именно с этой стороны он отважится на отчаянную попытку, а не со стороны Формий, как он желал меня убедить через подосланных дезертиров.

— Клянусь Меркурием, ты правильно рассудил.

— Поэтому вечером мы оставим наш лагерь, так хорошо защищенный лесом, и двинемся по той стороне Аппиевой дороги; там мы расположимся лагерем в наиболее безопасном месте; благодаря этому маневру мы приблизимся к Криксу, на которого, если я не ошибаюсь, завтра утром римляне направят свои основные силы. Эномай сегодня вечером покинет свой лагерь близ Формий и продвинется поближе к вражескому.

— Таким образом ты еще туже затянешь петлю на шее врага, — воскликнул с искренним восхищением молодой фракиец, которому теперь стал ясен весь план вождя, — и…

— И, — прервал его Спартак, — по какой бы дороге он ни пошел, я займу такую позицию, которая обеспечит мне победу. Потому что, если претор двинет свои легионы против Эномая, он подойдет ближе к Фунди, а следовательно, и к нам, поэтому мы сможем тут же оказать помощь германским легионам.

Он призвал к себе трех контуберналов, приказав им скакать во весь опор в лагерь под Формиями, так чтобы между ними было полчаса расстояния, и передать Эномаю распоряжение приблизиться на шесть-семь миль к Фунди; кроме того, контуберналы должны были предупредить Крикса о возможности вражеского нападения на него.

Гонцы Спартака прибыли к Эномаю под вечер, и через два часа после их прибытия войска германца с авангардом в три тысячи конников двинулись по направлению к Фунди, соблюдая всяческие предосторожности. В полночь, в полной тишине, Эномай велел своим легионам остановиться у холма, поросшего ежевикой и полесьем, и разбить лагерь; несмотря на мелкий, пронизывающий до костей дождь, начавшийся с наступлением ночи и не прекращавшийся в течение нескольких часов, германец приказал и первым подал пример рыть рвы и ставить частокол для нового лагеря.

Все произошло именно так, как предвидел фракиец; на рассвете часовые перед лагерем Крикса — некоторые из них стояли почти что на Аппиевой дороге — сообщили о приближении врага.

Два легиона — третий и четвертый, — находившиеся при нем, вооруженные, в полной боевой готовности уже начиная с полуночи, Крикс вывел из лагеря и построил в боевом порядке, приказав пращникам быстро продвинуться вперед и метать в римлян дротики и камни.

Как только были пущены первые дротики, Орест повел свои легионы в наступление; он тотчас же приказал велитам и пращникам выйти за интервалы главных линий расположения легионов; растянувшись цепью, они двинулись на гладиаторов.

Легкая римская пехота, пустив несколько дротиков, тотчас же отступила к главной линии, освободив место трем тысячам кавалеристов, которые с неудержимым натиском бросились на вражеских пращников. Крикс тотчас же приказал трубить сбор, но пехота не могла быстро отступить, и римская кавалерия настигла врагов, внося в их ряды беспорядок и панику. Гладиаторы понесли большие потери. В одно мгновение было убито более четырехсот человек; по счастью, широкий ручей преградил путь римлянам, и гладиаторы укрылись на противоположном берегу.

Когда Крикс двинул первый легион к ручью, на берегу которого находилась римская кавалерия, в нее тотчас же полетела туча дротиков, и она принуждена была в беспорядке отступить.

Орест отозвал кавалерию и стремительно направил свои легионы против легионов Крикса, ибо ему необходимо было не только победить, но победить быстро, без промедления, потому что каждые лишние четверть часа давали возможность врагам подвести подкрепления, а это погубило бы его.

Поэтому римляне обрушились на гладиаторов с такой силой, что третий легион восставших дрогнул и едва не пришел в расстройство. Гладиаторов воодушевляли пример и слова мужественного Арторикса и необычайная храбрость Крикса, который, сражаясь в первых рядах, каждым ударом меча поражал врага. Гладиаторы противопоставили натиску римлян свою беспримерную отвагу; этот бой был необычайно кровопролитным.

Небо было мрачным, серым; мелкий пронизывающий дождь лил беспрестанно; лязг оружия и крики сражающихся разносились по окрестности.

Еще один римский легион направился в обход справа, чтобы ударить во фланг гладиаторов. Против него выступил четвертый легион во главе с Борториксом, но едва лишь он вступил в сражение с врагом, как последний легион из войска Ореста также двинулся в обход гладиаторов с другого фланга. Теперь не мужество, не бесстрашие, а численность решали судьбу сражения; Крикс понимал, что через полчаса он будет замкнут в кольцо, разбит наголову и его десять тысяч воинов погибнут.

Успеет ли Спартак через полчаса подоспеть ему на помощь?

Этого Крикс не знал, поэтому он велел Борториксу отступать, сохраняя порядок и продолжая сражаться; такое же приказание он дал третьему легиону.