Рафаэлло Джованьоли - Спартак

— Невозможна! — повторила она твердо и сурово. — Я уже сказала тебе: невозможна!

И она повернулась, чтобы войти в палатку. Но так как Арторикс сделал движение, словно желая последовать за ней, она остановилась и, решительно подняв правую руку, сказала прерывающимся голосом:

— Во имя гостеприимства, прошу тебя никогда не входить в эту палатку!.. Приказываю это тебе именем Спартака!

Услышав имя любимого вождя, Арторикс остановился на пороге, склонив голову. А Мирца, мертвенно бледная, подавленная горем, с трудом сдерживая слезы, скрылась в палатке.

Галл долго не мог прийти в себя. Изредка он шептал почти беззвучно:

— Не-воз-мож-на!.. Не-воз-мож-на!..

Из этого состояния его вывели оглушительные звуки военных фанфар: то праздновали победу Спартака. Охваченный страстью юноша, сжимая кулаки, посылал проклятия небу.

— Пусть ослепит меня своими молниями, пусть испепелит меня Таран, прежде чем я потеряю рассудок!

И, схватившись руками за голову, он покинул преторскую площадку; в висках у него стучало, он шатался, как пьяный. Из палаток гладиаторов доносились песни, гимны и радостные возгласы в честь победы под Аквином, одержанной Спартаком.

А Спартак тем временем во главе своих трехсот конников скакал во весь опор по римской дороге. Хотя последняя победа гладиатора навела страх на население латинских городов, Спартак считал опасным появиться днем на Аппиевой дороге и прилегающих к ней преторских дорогах с немногочисленным отрядом в триста человек; поэтому фракиец пускался в путь, только когда сгущались сумерки, а с наступлением рассвета укрывался в лесу или на чьей-нибудь патрицианской вилле, расположенной вдали от дороги, или в таком месте, где можно было укрепиться в случае неожиданного нападения. Так, быстро продвигаясь, он на третьи сутки после выступления из аквинского лагеря в полночь достиг Лабика, города, отстоящего на равном расстоянии от Тускула и Пренесты, между Аппиевой и Латинской дорогами. Расположившись со своими всадниками лагерем в укромном и безопасном месте, вождь гладиаторов вызвал к себе командовавшего отрядом самнита и приказал ему дожидаться его тут в течение двадцати четырех часов. В случае же если он не вернется по истечении этого срока, самнит должен был возвратиться в Аквин со всеми тремястами конниками той же дорогой и тем же порядком, как они шли сюда.

И Спартак один поскакал по преторской дороге, которая от Пренесты вела через Лабик в Тускул.

На очаровательных холмах, окружавших этот старинный город, расположены были многочисленные виллы римских патрициев, которые в летние месяцы приезжали сюда подышать целительным воздухом Латая и часто оставались здесь до глубокой осени.

Когда Спартак находился в двух милях от города, уже начинало светать; он спросил у какого-то крестьянина, направлявшегося с мотыгой в поле, как проехать на виллу Валерии Мессалы, вдовы Луция Суллы. Крестьянин подробно рассказал. Спартак поблагодарил его, пришпорил своего вороного скакуна и, свернув на указанную тропинку, вскоре подъехал к вилле. Спешившись, он опустил на лицо забрало шлема, позвонил и стал ждать, когда привратник впустит его.

Тот, однако, не торопился, и когда наконец вынужден был открыть, то ни за что не соглашался разбудить домоправителя и сообщить ему, что из Фракии прибыл солдат из когорты Марка Валерия Мессалы Нигера, который находится в этих краях на зимних квартирах в армии консула Лукулла и просит допустить его к Валерии, чтобы передать ей важные вести от ее двоюродного брата.

Спартаку наконец удалось уговорить привратника, но очутившись перед домоправителем, он столкнулся с еще большими трудностями: старик домоправитель оказался еще более упрямым и несговорчивым, чем привратник, и ни за что не соглашался разбудить свою госпожу в такой ранний час.

— Вот что, — сказал наконец Спартак, решивший пуститься на хитрость, чтобы добиться желаемого, — ты, добрый человек, знаешь греческое письмо?

— Не только греческие, я и латинские-то буквы плохо разбираю…

— Да неужели на вилле не найдется ни одного раба-грека, который мог бы прочесть рекомендательное письмо, с которым трибун Мессала направил меня к своей двоюродной сестре?

Ожидая с некоторой тревогой ответа домоправителя, он делал вид, будто ищет пергамент за панцирем; если бы на вилле действительно оказался раб, умеющий читать по-гречески, Спартак заявил бы, что потерял письмо.

Но расчеты его оправдались: домоправитель, вздохнув, покачал головой и горько усмехнулся.

— Все рабы бежали с этой виллы… и греки и не греки… в лагерь гладиатора… — И, понизив голос, угрюмо добавил: — Да испепелит Юпитер своими молниями этого гнусного, проклятого гладиатора!

Спартака обуял гнев, и хотя перед ним был старик, он с удовольствием двинул бы ему кулаком под дых, но, одолев это искушение, спросил домоправителя виллы Валерии:

— Почему же ты говоришь так тихо, когда ругаешь гладиатора?

— Потому… потому… — бормотал смущенный домоправитель, — потому что Спартак принадлежал к челяди Валерии и ее супруга, великого Суллы; он был ланистой их гладиаторов, и Валерия, моя добрейшая госпожа, — да покровительствуют ей на многие лета великие боги! — проявляет слабость к этому Спартаку, считает его великим человеком… и решительно запрещает дурно говорить о нем…

— Вот злодейка! — воскликнул Спартак с веселой иронией,

— Эй ты, солдат! — вскричал домоправитель и, попятившись от Спартака, смерил его с ног до головы суровым взглядом. — Мне кажется, ты дерзко говоришь о моей превосходнейшей госпоже!..

— Да нет же!.. Я не хочу сказать ничего дурного, но если благородная римская матрона сочувственно относится к гладиатору…

— Да я ведь сказал тебе… это ее слабость…

— Ага, понимаю! Но если ты, раб, не желаешь и не можешь порицать эту слабость, мне, свободному, надеюсь, ты это разрешишь!

— Да ведь во всем виноват Спартак!

— Ну, конечно, клянусь скипетром Плутона!.. Я тоже говорю: во всем виноват Спартак… клянусь Геркулесом! Подумать только, осмелился внушить к себе симпатию жалостливой матроны!

— Да, внушил. Этакий мерзкий гладиатор!

— Вот именно мерзкий!

Но тут, прервав свою речь, гладиатор спросил совсем другим тоном:

— Скажи мне все-таки, что тебе сделал дурного Спартак? За что ты так сильно ненавидишь его?

— И ты еще спрашиваешь, что мне сделал Спартак плохого?

— Да, спрашиваю. Ведь говорят, этот плут провозгласил свободу рабам, а ведь ты тоже раб, и, мне кажется, было бы естественно, если бы ты чувствовал симпатию к этому проходимцу.

И, не дав старику времени ответить, тут же добавил:

— Если только ты не притворяешься!