Вадим Каргалов - Черные стрелы вятича

Алк тоже бросил уздечку кому-то из пешцев и, расталкивая толпу дружинников, приблизился к башне. И — вовремя! Дружинники разом нажали и тяжестью своих тел, обтянутых кольчугами, выдавили остатки дверей, ворвались в башню. Алка кто-то толкнул в спину, он не удержался на ногах и упал головой вперед, в темноту.

Над ним скрежетала сталь, раздавались хриплые возгласы сражавшихся, стоны. Кто-то больно наступил сапогом на правую руку, Алк невольно разжал пальцы, меч откатился. Он шарил рукой по каменным плитам пола и никак не мог найти рукоятку своего меча. С трудом отполз к стене, поднялся, прижимаясь спиной к осклизлым холодным камням. Глаза постепенно привыкали к полумраку.

Дружинники, взмахивая мечами и топорами, теснили арсиев вверх по узкой лестнице. То один, то другой скатывался по ступеням вниз, на груду тел, уже лежавших у подножия лестницы. Но через разбитые двери протискивались и спешили на помощь новые дружинники.

Алк подхватил оброненный кем-то меч и тоже бросился в сечу.

Шаг за шагом, переступая через павших товарищей, скользя на мокрых от крови ступеньках, дружинники поднимались вверх.

Первая площадка башни, вторая… Арсиев было не очень много, но в тесноте численное превосходство не давало штурмовавшим преимущества. В узких переходах и поворотах лестницы могли сражаться плечом к плечу не больше двух воинов, а остальные, напирая и толкая в спины, только мешали им свободно действовать оружием.

Третья площадка, четвертая…

Алк оказался лицом к лицу с усатым, свирепого вида арсием — все дружинники, ворвавшиеся прежде Алка в башню, уже лежали на ступеньках лестницы.

Меч арсия скользнул по кольчуге юноши. Поднять руку для следующего удара арсий не успел: пригнувшись, Алк боднул своим остроконечным шлемом в усатое, хищно оскаленное лицо врага.

Сам он тоже не удержался на ногах, упал на колени и сжался, ожидая смертельного удара. Но удара не последовало. Лестница впереди была пуста. Неужели он убил последнего защитника царя Иосифа?!

Еще несколько крутых ступеней, поворот…

Последняя площадка башни!

Бойницы здесь были шире, чем внизу, и солнечные лучи свободно проходили сквозь них, освещая красивый ковер на полу, яркие шелковые подушки на широкой постели под балдахином.

Алк догадался, что здесь было жилище царя.

Но где он сам?

В углу, загораживая спиной узкую дверь, замер тучный старик в богатом халате. Он что-то закричал пронзительным голосом, негодующе взмахнул руками, будто отгоняя Алка и ворвавшихся следом за ним дружинников.

Алк отшвырнул старика в сторону, ударил сапогом в дверь.

Дверь бесшумно открылась.

Еще одна лестница, совсем узкая, каменные стены касаются плеч.

А потом прямо в глаза ударило ослепительное солнце — Алк был на вершине башни. Шагах в десяти, между двумя каменными зубцами, стоял царь Иосиф.

Повелитель Хазарии был в белой одежде, крупными складками опускавшейся до самого пола, руки скрещены на груди, на пальцах разноцветными огоньками сверкали драгоценные камни перстней.

Звеня доспехами, карабкались по узкой лестнице дружинники и останавливались, тяжело дыша, за спиной Алка.

Преодолевая невольный трепет, Алк медленно двинулся к царю.

Но царь Иосиф вдруг шагнул назад, за зубцы башни, и беззвучно упал в пустоту. Громко закричали люди у подножия башни, и в этом крике не было слышно страшного удара упавшего с высоты тела…

Князь Святослав приказал до основания разрушить Саркел, чтобы и память об этом зловещем городе исчезла.

Отшумели почестные пиры. Полуведерная круговая чаша обошла все войско, от князя до последнего погонщика верблюдов, и заняла свое место в сундуке виночерпия-кравчего. Общей была победа, общим был и пир.

Поднялся на донском берегу высокий курган, последнее прибежище павших в бою товарищей, и уже справили на нем тризну, которая, по обычаю, следовала за почестным пиром.

Под надежной охраной уплыли вверх по Дону ладьи с добычей похода. Можно было возвращаться домой.

Но князь Святослав медлил, будто ожидал кого-то. И — дождался. Из Таврики, от византийцев, приехал гонец. Императорский вельможа Колакир извещал о своем намерении посетить Киев, чтобы говорить с князем и старейшинами Руси о делах государственных, выгодных той и другой стороне.

Никто, кроме самого князя, не догадывался, какими будут эти дела.

Святослав вдруг заторопился, оставил с войском старого Свенельда и воевод пешей рати Асмуда и Воиста, а сам с ближней дружиной поехал в Киев прямо через Дикое Поле, пренебрегая опасностями этого пути. Дружинники вели в поводу запасных коней, чтобы не искать подмену в печенежских кочевьях. Хоть печенеги и считались союзниками, доверять им было безрассудно.

Никогда раньше, да и после тоже никогда, Алк не разговаривал так много с князем Святославом. Видимо, князь нуждался в благодарном слушателе и нашел его в молодом вятиче. Далеко опередив дружину, князь Святослав и Алк ехали рядом, стремя в стремя.

Бесконечно огромная, расстилалась вокруг степь, и под стать ей были планы князя Святослава. Неизведанные дали раскрывались перед глазами Алка, в степных миражах чудились сказочные города, жесткая степная трава склонялась к ногам коней, как толпы побежденных врагов, а неутомимые кони несли и несли витязей в остроконечных шлемах вдогонку за закатным солнцем, которое будто указывало дальнейший путь князя Святослава — на запад. И Алк был счастлив, чувствуя свое сопричастие к великим замыслам князя.

Хазарский поход, только что владевший всеми мыслями Святослава, отодвигался куда-то далеко-далеко. Хазария была лишь ступенькой на лестнице подлинного величия, по которой повел Святослав молодую, стремительно набиравшую силы Русь.

А как высока будет эта лестница!

— Русь крепко встала на краю моря, у Дона-реки, — возбужденно говорил князь Святослав. — Но у моря два края. Другой край моря на Дунае. Туда теперь лежит путь наших коней!

— Да сбудется все задуманное тобою, княже! — шептал Алк. — Да сбудется!

Прошло шесть лет. Последняя черная стрела с родовыми знаками осталась в колчане сотника Алка. Всякие стрелы были в обозе княжеского войска — и византийские, и венгерские, и болгарские, и арабские, и изделия киевских мастеров-умельцев, а таких стрел, как снаряжали в роде старого Смеда, больше ни у кого не было. Крепко берег вятич свои родовые стрелы, и потому каждая выпущенная черная стрела оставалась как зарубка в памяти.

Понадобилась черная стрела в первой стычке с болгарами на Дунае, было это в лето шесть тысяч четыреста семьдесят шестое. [27] 968 год. Войско царя Петра стояло на берегу, а по Дунаю плыли ладьи князя Святослава. Не стал Святослав уклоняться от боя, хотя и не искал ссоры с болгарами. Русские ладьи врезались носами в песчаный берег, воины высаживались и тотчас выстраивались рядами, составляя из щитов непреодолимую стену. Царь Петр послал вперед болярскую конницу. Но нарядные всадники даже не доскакали до линии красных русских щитов и принялись заворачивать коней. А через реку медленно плыли большие плоты с дружинной конницей. Алк со своей сотней раньше других выбрался на сушу и, объезжая русский и болгарский пехотный строй, вырвался к холмику, где в окружении боляр стоял царь Петр в красном плаще и высокой, вышитой золотом шапке. Возле него суетился горбоносый смуглый человечек в шлеме с перьями. «Византиец!» — догадался Алк и потянул из колчана черную стрелу.