Вадим Каргалов - Черные стрелы вятича

Спешенные дружинники бросились на завал яростно и дружно, как на штурм вражеской крепости. Взметнулись острые железные крючья, с глухим стуком вонзаясь в дерево. Десятки рук тянули веревки. Стучали топоры, обрубавшие ветки. Крики, скрежет, треск ломающихся веток, глухие удары падавших на землю сосновых стволов…

Не прошло и получаса, как сквозь разбросанный завал проехали первые всадники.

Потом был еще один завал, но не такой большой, да и строили его вятичи небрежно, торопливо, подрубая только деревья, стоявшие возле самой дороги. Сосны лежали в завале не острыми вершинами вперед, а как попало. Через такой завал продраться было нетрудно, и дружина почти не задержалась.

Впереди посветлело. Видно, недалеко был конец леса.

Дружинники заторопили коней, оживились. Лучше уж бой, чем этот поход в неизвестность через дремучий лес. В бою все просто: вот он — враг, а вот — верный меч в руке и побратимы-товарищи, плечо в плечо, рядом!

Но поперек дороги — еще один завал, невысокий, неровный, не завал даже, а так, несколько подрубленных деревьев. Десятник Кара, красуясь серебряной шейной гривной, подъехал к нему без боязни. Да и чего бояться? Если вятичи отдали без боя большие завалы в лесу, зачем им устраивать засаду здесь, возле малого завала?

Звон спущенной тетивы, похожий на мгновенно оборвавшееся жужжание шмеля, был неожиданным. Длинная черная стрела пронзила горло десятника, угадав прямехонько в вырез кольчуги.

А вокруг была тишина. Не слышно было ни торжествующих криков, которые обычно сопутствуют удачному нападению, ни топота убегающих ног, ни даже шелеста листвы на придорожных кустах, и невозможно было понять, откуда и кем пущена смертоносная стрела.

Дружинники осыпали завал стрелами, кинулись, выставив копья, на придорожные кусты. Островерхие шлемы замелькали между деревьями, удаляясь. Но лес был безмолвным и пустым, и только распростертое на дороге тело десятника Кара немо свидетельствовало, что звон тетивы не почудился дружинникам, что неизвестный враг нанес смертоносный укол и, как змея, уполз без следа…

Подъехал князь Святослав, молча снял шлем, поклонился павшему товарищу. Ему подали стрелу, поразившую десятника, — длинную, с черным древком и черным оперением. По зазубренному наконечнику красными бусинками скатывалась кровь. Первая кровь похода.

Князь протянул стрелу воеводе Свенельду:

— Глянь-ка! Зарубки на древке, а рядом будто косой крестик. Меченая стрела! По этой стреле будем искать с вятичей дикую виру! [8] В и р а — штраф за убийство, который платили серебряными гривнами. Если убийцу не находили, то община, на земле которой произошло убийство, сообща платила князю дикую виру.

Широкая и светлая поляна, круглая, как блюдо, была со всех сторон окаймлена синеватой гребенкой леса. Среди сочной луговой зелени кое-где чернели полоски пашни. Причудливо петляла речка, заросшая кустами ивняка. Привольное здесь место, обжитое. За речкой вятичская деревня притаилась. Бревенчатые избы закопаны до половины срубов, крыши плоские, выложенные дерном. Только на отшибе одна изба побольше других, и окружал ее частокол из заостренных кольев.

Воевода Свенельд повелительно взмахнул рукой.

Сотня дружинников на гнедых конях с гиканьем и свистом понеслась к деревне, охватывая избы полукольцом. Но деревня была пуста, только ветер покачивал двери покинутых изб. Опять неудача?

К князю Святославу подъехал дружинник из бывшего десятка Кара, прокричал торжествующе:

— Там идолы, княже! Капище!

За деревней, возле березовой рощи, торчал могучий дубовый столб, потемневший от времени и непогоды; на высоте человеческого роста в него были всажены устрашающие кабаньи клыки, а венчался идол подобием головы, грубо вытесанной топором. Земля перед большим идолом была обильно полита кровью жертвенных животных, почернела и запеклась, как кострище. Рядом стояли идолы поменьше, тоже темные, щелястые, зловещие.

Капище было окружено забитыми в землю кольями, на которых белели черепа животных — быков, баранов, свиней. Только медвежьих и кабаньих черепов не было на ограде. Лесных зверей вятичи почитали почти что наравне с идолами, а вылепленными из глины медвежьими лапами украшали свои избы.

Ни один дружинник не ступил на священную для вятичей землю капища. Так приказал князь Святослав, посоветовавшись с воеводами. Чужих богов обижать нельзя. Чужие боги могут жестоко отомстить за обиду. Вятичи тоже не простят пришельцам, если они нанесут ущерб святыне. А князь Святослав надеялся сойтись со здешними старейшинами на мире, не на войне. Хоть далеко земля вятичей от Киева, но люди в ней не чужие, одного с другими славянами языка и племени.

И деревню князь не велел трогать, выбрал место для стана поодаль, посередине поляны.

Как всегда в чужой земле, воины вырыли вокруг стана глубокий ров, поставили на его краю частокол из заостренных кольев, сколотили деревянные мостки, чтобы самим можно было быстро выбежать в поле. Вечером они загнали коней за ограду и сами укрылись в стане, как в крепости. Только копья сторожевых ратников тихо покачивались над частоколом.

Ночь прошла спокойно. Перед рассветом сторожевым ратникам почудилось шевеленье за рвом. Там скользили какие-то неясные тени, слышались приглушенные голоса.

Известили князя. Он долго стоял у частокола, вглядывался в предрассветный сумрак и, угадав присутствие в поле множества людей, удовлетворенно рассмеялся: хитрецы-вятичи собрались-таки к своему капищу!

Коршуны кружили над поляной, и в их неторопливом полете было ожидание. Когда вместе собиралось так много людей, после них всегда оставалась вкусная еда.

Коршуны ждали своего часа.

С высоты птичьего полета на поляне были отчетливо видны два огромных кольца, одно внутри другого. То кольцо, что было поменьше, отливало сизым блеском железа, щетинилось колючками копий. Это за рвом, желтевшим свежим песком, изготовилась к бою дружина князя Святослава.

Наружное большое кольцо колыхалось множеством простоволосых голов и меховых шапок, красно-коричневыми пятнами щитов, сплетенных из ивовых прутьев и обтянутых бычьей кожей, матовыми отблесками топоров и камышовой порослью охотничьих рогатин; оно то сжималось, то разбухало в стороны, пенилось, словно мутный речной прибой, готовый захлестнуть островок княжеского воинского стана. Множество вятичей из ближних и дальних деревень сошлись вместе, чтобы прогнать чужих людей от капища или умертвить их.