Николай Гейнце - Герой конца века

Им во что бы то ни стало хотелось удержать его в Петербурге, и они были заняты изысканием для этого действительных средств.

Маслова первая высказала в один прекрасный день пришедшую ей на ум идею.

— Надо устроить так, чтобы он влюбился в Строеву, это будет спасением их обоих. Она утешится в потере жениха. Он найдет любящее, действительно, сердце, испытанное в горниле страдания. Может быть, даже он поможет ей развестись и женится на ней… В тихой пристани домашнего очага он найдет успокоение.

Наконец наступил вторник, когда приехавший незадолго перед этим в Петербурге Николай Герасимович явился на вечер к Масловым.

Он уже успел ранее побывать и у Михаила Дмитриевича, и у Зины, с мужем которой даже успел сойтись на дружескую ногу.

Ястребов был положительно в восторге от Савина.

— Широкая, непочатая русская натура. Загубленный жизнью талант-самородок. Направь его воспитанием и образованием на другую дорогу, из него вышел бы выдающийся деятель на всяком поприще. А теперь… Отними у него средства — он сделается опасным, неуловимым мошенником…

— Что ты, что ты! — замахала рукой Зиновия Николаевна.

— Помяни мое слово… Дай Бог, чтобы он не разорился.

— Он очень богат.

— В этом его спасенье.

В этот вторник Анна Александровна представила Николая Герасимовича Строевой.

Он проболтал с ней целый вечер и отправился провожать ее домой.

Она, прощаясь, пригласила его бывать у ней.

— Без всяких визитов… вечерком, — сказала она.

Савин не заставил себя долго ждать и через несколько дней был у очень понравившейся ему с первого взгляда «соломенной вдовушки».

Мы присутствовали с тобой, дорогой читатель, при этом первом визите.

План, составленный Масловой и Ястребовой, удался в совершенстве и с даже их самих удивившей быстротой.

Прошел с небольшим месяц, как однажды очень поздно вечером к Масловым весь сияющий влетел Николай Герасимович.

Это посещение было совершенно неожиданно.

Михаил Дмитриевич и Анна Александровна находились в угловой гостиной и слушали, как Ястребов читал им свою последнюю, только что оконченную им повесть.

Зиновия Николаевна сидела тут же. В ее глазах, смотревших на мужа, горело восторженное восхищение.

Ястребов был мастер читать — явление очень редкое среди литераторов.

Алексей Александрович, впрочем, ранее готовился к сцене и даже был воспитанником театрального училища, играл долгое время в провинции и, лишь отдавшись литературе, бросил сцену, хотя был очень недурным актером и обладал редкою дикцией в связи с мелодичным грудным голосом.

Новая его повесть, как и все его произведения, слушалась легко и во многих местах производила сильное впечатление.

Увлеченные чтением, сидевшие в гостиной не слыхали даже звонка Савина, впущенного, по праву друга, без доклада, и он, повторяем, совершенно неожиданно появился в гостиной.

Увидав сидевшую около читавшего Ястребова группу, он остановился.

В это самое время Алексей Александрович кончал главу и первый заметил вошедшего:

— А, Николай Герасимович…

— Ба, Савин, вот подкрался… — воскликнул Михаил Дмитриевич.

— Как кстати… Послушайте, какая это прелестная вещь, мы вкратце расскажем вам прочитанное… — заметила Анна Александровна.

Зиновия Николаевна молча подала руку Савину, — она не любила, когда прерывали чтения ее «Лели», как называла она мужа.

— Садись и слушай… Продолжайте, пожалуйста… — обратился к Ястребову Маслов.

— Но надо рассказать Николаю Герасимовичу, в чем дело… — запротестовала Анна Александровна.

— И то правда.

— Я расскажу вам… — вызвался Ястребов и в коротких словах передал содержание прочитанных глав… — Осталось всего три… — успокоил он Николая Герасимовича, заметив на лице его выражение нетерпения.

Чтение продолжалось.

Три заключительные главы были полны еще большего интереса, так как в них сосредоточивалась развязка довольно запутанной фабулы, и повесть оканчивалась эффектно, оригинально и, что главное, совершенно неожиданно для читателей.

Слушатели рассыпались в похвалах.

Зиновия Николаевна молча подошла к мужу и поцеловала его в лоб.

На ее глазах были слезы — это были слезы радости, слезы торжества, она гордилась своим мужем и не старалась скрыть этого.

Алексей Александрович нежно потрепал ее по щеке.

— Вот моя вдохновительница и оценщица… Когда я вижу в глазах ее слезы, я чувствую, что написанное мною не пройдет бесследно, что оно чему-нибудь научит, хотя в ком-нибудь пробудит доброе чувство, хоть кого-нибудь да исправит… — заметил с совершенно несвойственной ему серьезностью Ястребов. — Но это в сторону, добавил он, — я не хотел идти против желания большинства и продолжал читать, хотя видел, что наш общий друг Николай Герасимович принес нам известие, куда интереснее моей повестушки… Не так ли, мой молодой друг?

Савин вспыхнул.

— Однако, вы преопасный человек, такая наблюдательность… — сконфуженно пробормотал он.

— Что, догадался?.. — засмеялся Ястребов. — Приехали сообщить нам, что любимы и любите…

— Вы положительно чтец мыслей…

— Это нетрудно, когда книга открыта, иные лица очень красноречивы, у вас такое лицо… Буду говорить дальше… Значит после развода веселым пирком да и за свадебку…

Вся компания перешла в столовую.

— Однако, в самом деле «быстренько», как сказал Алексей Александрович, — шепнула Анна Александровна Ястребовой.

Та только пожала плечами.

За ужином, впрочем, компания оживилась. Больше всех и тут говорил Савин, и его уверенный тон, его более чем красноречивые описания нравственных качеств Маргариты Николаевны сделали то, что даже у скептиков Ястребова и Маслова появилась в голове мысль: «А может и впрямь они будут счастливы!»

Дамы раньше их уже склонились к этому решению.

«Впрочем, что вглядываться в будущее, хоть день, да их…» — неслось почти одновременно в голове Михаила Дмитриевича и Алексея Александровича.

«Не нам мешать их счастью бесполезными рассуждениями…» — думали то же почти в унисон дамы.

Таким образом, к тому времени, когда в бокалах заискрилось шампанское, все, сидевшие за столом, искренне и от души поздравили Николая Герасимовича и выпили, как за его здоровье, так и за здоровье отсутствующей, его будущей подруги жизни, Маргариты Николаевны Строевой.

Николай Герасимович предложил тост: «за друзей».

Такой быстрый успех Савина у красавицы Строевой, удививший, как мы видели, его друзей, для него самого казался далеко не быстрым.

Эти пять недель — Николай Герасимович считал не только дни, но и часы, которые прошли в усиленном ухаживании за Маргаритой Николаевной, — показались ему целою вечностью.