Николай Гейнце - Герой конца века

— Голубчик, Муся, прости меня, я тебя обидел… Я не хотел этого… Но когда я вспомнил его фигуру, вся злоба прилила к моему сердцу при одной мысли, что эта гадина могла сметь приблизиться к тебе… Не плачь, моя ненаглядная.

Он сел с ней рядом на диван, обнял ее и привлек к себе, покрывая ее руки и лицо нежными поцелуями.

— Не буду, не буду! — сквозь слезы улыбалась она.

— Забудем о нем.

— Он о себе напомнит.

— Не беспокойся, я сумею отделаться от него.

— А теперь все же предстоит скандал… суд.

— Пустяки… кончится ничем… говорю тебе.

Она вытерла слезы и скоро действительно развеселилась или, по крайней мере, приняла веселый вид.

На другой же день Николай Герасимович поехал к одному из лучших петербургских присяжных поверенных, которому и поручил дело.

— Надо будет несколько протянуть его, — заметил адвокат.

— Это как же?

— Очень просто… Я не являюсь на первое заседание, постановят заочное решение… Затем я подам отзыв, а в случае решения не в нашу пользу — апеллирую в съезде.

— Это уж как вы сами находите лучше… Только нельзя ли, чтобы ограничились штрафом.

— Постараюсь.

— Уж пожалуйста… За гонораром я не постою.

— Придется являться два раза, написать две бумаги, это вам будет стоить триста рублей.

— Прикажете сейчас?..

— Да, по обыкновению, за уголовные дела я беру вперед, в мировых учреждениях я собственно и не веду, только для вас.

— Благодарю вас.

Савин вынул бумажник, отделил из пачки денег три радужных и подал адвокату.

Тот небрежно бросил их на роскошный письменный стол и написав расписку и доверенность, передал их Николаю Герасимовичу.

— Доверенность засвидетельствуйте и оставьте у нотариуса, я заеду получить сам.

Адвокат назвал нотариуса.

Савин положил в карман бумаги и уехал.

Заехав по дороге к указанному нотариусу, он подписал доверенность, расписался в ее получении и оставил в конторе для выдачи поверенному.

Время шло.

Николай Герасимович и даже, как по крайней мере казалось, и Маргарита Николаевна позабыли об этом деле.

Он считал его пустяками и сумел убедить ее в этом.

Вскоре оказалось иное.

Через два месяца Савин получил от своего поверенного письмо, в котором тот уведомлял его, что по приговору мирового судьи, утвержденному съездом, он, Николай Герасимович, приговорен к двухмесячному аресту.

«Если вам угодно подать кассационную жалобу, то благоволите пожаловать ко мне для переговоров, так как принятые на себя мною, по нашему условию, обязательства окончены» — так заканчивалось письмо присяжного поверенного.

Савин, несмотря на то, что был поражен приговором, невольно улыбнулся.

— Каков гусь… Взял за два месяца ареста триста рублей и хочет сорвать еще.

Он не отвечал адвокату и на другой же день уехал с Маргаритой Николаевной из Петербурга в Харьков, отметившись выбывшими неизвестно куда.

Они отсутствовали в Петербурге около трех месяцев и вернулись, рассчитывая, что капитан Строев, потеряв их из виду, не будет настаивать на приведении приговора в исполнение.

Расчеты эти оказались неверны — капитан сторожил Савина, как ястреб добычу.

В первых числах марта месяца, на третий день после приезда Савина и Маргариты Николаевны в Петербург, где они думали пробыть не более месяца, рано утром, в спальню господ вбежала перепуганная горничная.

— Барин, а барин… — начала она будить Николая Герасимовича.

— Что такое? — проснулся тот.

— Там полиция… — тревожным шепотом сообщила горничная.

— Какая полиция?.. Что за вздор… — спросонок, но также шепотом, боясь разбудить Маргариту Николаевну, заговорил Николай Герасимович.

— Помощник пристава… пришел за вами… Приказал разбудить…

Савин понял, что пришли его арестовать. Он быстро вскочил, надел туфли и накинул халат, но тотчас же снова сел на кровать.

Несколько секунд он, видимо, что-то обдумывал.

— Они где? — спросил он горничную.

— В кухне…

— Петра там не было?..

— Никак нет-с… Петр убирает комнаты…

— Позови его ко мне в кабинет, а помощника пристава в залу, скажи, что барин сейчас выйдет…

— Слушаю-с… — сказала горничная и вышла.

— Но сперва Петра в кабинет… — бросил ей вдогонку Николай Герасимович и сам прошел к себе в кабинет, находившийся через комнату от спальни.

Эта комната служила гардеробной. В кабинете уже стоял Петр.

— Что прикажете?..

— Ты меня любишь? — вместо ответа спросил Савин.

— Это то есть как же?.. — удивленно вытаращил на него глаза Петр.

— Ну, так же… Русским языком тебя спрашиваю, любишь?..

— Конечно же люблю… За что мне не любить… Вы барин хороший, на отличку…

— А деньги любишь?

— Хе, хе, хе… Кто же их не любит…

Николай Герасимович подошел к письменному столу, отпер один из ящиков и, вынув двадцатипятирублевку, подал ее Петру.

— За что жалуете?

— Конечно, не даром… Прячь, прячь в карман, — добавил он видя, что лакей нерешительно держит в руке бумажку, — пригодится. Прячь и слушай…

Петр опустил бумажку в карман.

— Что прикажете?..

— В зале дожидается меня помощник пристава. Он пришел меня арестовать, по делу того негодяя, которого я спустил с лестницы… Помнишь…

— Как-с не помнить… Умора-с… — осклабился Петр.

— Ну, вот за него меня присудили на два месяца под арест, а мне садиться не хочется…

— Вестимо, кому хочется…

— А для этого мне надо выиграть время, чтобы уехать…

— Так через кухню…

— Там, наверное, городовой… Городовой стоит и у парадного подъезда… Это неудобно…

— Вот беда…

— Я и придумал, как ее избежать… Пусть арестуют тебя…

— Меня?.. Это за что же?

— Дурак, вместо меня…

— Нет-с, это вы оставьте… Возьмите и деньги… — Петр полез в карман. — За четвертную-то да на два месяца…

— Дурак, ты выслушай… Не на два месяца, а на два часа…

— Это как же?

— Очень просто… Раздевайся, надевай мой халат и туфли и выходи… Ты такой видный… Помощник пристава меня никогда не видал и примет тебя за меня.

Петр был действительно высокий, стройный, с почти интеллигентными чертами лица, серыми большими глазами и шелковистыми усами, которыми он очень гордился.

Среди соседних горничных он имел большой успех.

— Так-с… — в раздумье произнес он.

— Тебя повезут в арестный дом, ты назовешь себя, и ошибка откроется… А я тем временем успею уже удрать из Петербурга…

— Это можно-с… Это вы ловко, Николай Герасимович, придумали… Я их в лучшем виде проведу…

Переодевание быстро совершилось…

— Иди, платье я тебе сам достану из шкафа…

Савин прошел в гардеробную за одним из своих костюмов, а Петр, важно завернувшись в халат и шлепая господскими туфлями, направился в залу.