Анатолий Александров - Следопыт Урала

А вот повязанное платком лицо немолодой женщины. Непосильный труд рано состарил ее. От былой красоты остались только глубокие, задумчивые глаза.

— Переселенцы? — спросил Василий рослого изможденного мужика, стоявшего у телеги.

— Не, — отвернулся тот.

— Приписные мы, милостивец, — ответил маленький лохматый мужичонка, привставая с обочины, — на завод идем на три месяца, лес валить да уголь жечь.

— Издалека?

— Из-под Саратова, батюшка, из-под Саратова, кормилец, — кланяясь в пояс, отвечала сухонькая старушка.

Подъехал Никифор.

Крестьянские телеги кончились. Дорога оказалась пустой, но ненадолго. Перед путешественниками выросли серые фигуры ссыльно-каторжных, закованных в кандалы. Их гнали под конвоем. Обычно обозы приписных крестьян, боясь нападения лихих людей, старались не отстать от каторжных. Те все-таки шли с конвоем.

Каторжане двигались понуро. В потухших глазах покорность, сломленная воля, тоска и усталость. Но вот из-под черной смоли взлохмаченных волос зло блеснули глаза. В них все: ненависть, боль, бушующая сила. Зуев не выдержал, потупил глаза.

Проезжая мимо конвойного, Никифор, склонившись в седле, тихо спросил, показывая глазами на чернявого:

— За что это его?

Солдат, покосившись на сержанта, еле слышно ответил:

— Барина спалил...

Никифор достал из-за пазухи деньгу, снял шапку, перекрестился и подал через конвойного милостыню для каторжан.

— Возьми и от меня, — высунулся из кибитки Василий, протягивая Никифору два больших екатерининских пятака.

— Пятаками от них не откупишься, — тихо отозвался безмолвный Ксенофонт. Василий вздрогнул. Слова были сказаны тоном человека, у которого внутри у самого все кипело.

Все осталось позади. Но Василий долго не мог забыть чернявого каторжанина. Он ведь не ведал тогда, что этот чернявый каторжанин Иван Костромин через три года станет атаманом пугачевской вольницы. А кто ведал?

Кругом чернели леса, и суровые, словно нахмурившиеся горы синели в стороне.

Экспедиция следовала через самую дикую и почти неизученную часть горного Урала. Паллас посылал в тайгу на день-два небольшие отряды исследователей.

Вот и сегодня Василий Зуев вместе с Ксенофонтом, Никифором и Гайнаном чуть свет двинулись от дороги в лесную глушь. Второй час пробирались узкой тропой.

— Гайнан!

— Айя! — откликнулся тот, ловко повернувшись в седле к Василию.

— Как с привалом?

— Скоро! Вот речку переезжаем, там стан делаем, — и он ударами пяток подбодрил коня, съезжая с берега к броду через небольшую горную речку.

За ним съехали остальные. Река была не глубокая, но бурная. Холодная вода, пенясь, стремительно неслась по камням. Лошади, пофыркивая, наваливаясь грудью в сторону течения, осторожно переставляли ноги по неровному дну.

Проехали еще немного, и перед взорами путников раскинулась ровная гладь огромного озера. Здесь и решили разбить стан...

Расседлали коней, и Никифор, стреножив их, пустил пастись. Разожгли костер. В круглом чугунном казане забурлила вода. Заварили жидкую кашу с салом. Хлебали прямо из казана, подставляя под деревянные ложки ломти серого хлеба.

После завтрака Ксенофонт, как и было заведено, остался сторожить стан, Никифор взялся ловить в горной речке хариусов, а Василий с Гайнаном заторопились на охоту.

— Ни пуха ни пера! — провожал охотников Никифор. — Не опаздывайте, Василий Федорыч. Я рыбки наловлю. Ох, и рыбка! Раз попробуешь — никакую другую не захочешь.

Гайнан шагал по лесной дороге легко и свободно. На ногах у него башкирская обувь — чулки, верхняя часть которых сшита из плотной домотканной шерстяной материи, украшенной цветными нитками, а низ сделан из сыромятной кожи. Шаг в этой обуви был легок и беззвучен. В руках у Гайнана лук. Им он раздвигал высокую траву и кусты. У пояса висит широкий нож в ярко убранных ножнах. У Василия малопульковое ружье, за поясом пистолет, заряженный большой круглой пулей, и кинжал.

Лучи солнца едва пробивались сквозь густые кроны деревьев. Весело и беззаботно пересвистывались птицы. Василий наблюдал и успевал пополнять свою коллекцию новыми растениями.

На одной из полянок охотники спугнули стаю тетеревов. Распустив красивые хвосты, тетерева уселись на дерево. Василий схватился за ружье.

— Постой! — остановил его Гайнан. — Зачем стрелять? Ловушку строим, сам руками брать будем.

Нарубив колышков, Гайнан построил из них круглую изгородь. Достав из мешка деревянную крышку, прикрепил ее к верху ловушки, причем крышка свободно вращалась вокруг своей оси. Сорвав с куста несколько ярко-красных ягод, Гайнан прикрепил их на крышку.

Теперь охотники спрятались в кустах. Ждать пришлось недолго. Тетерева склонили головы и внимательно стали всматриваться вниз. Вот один из них сорвался с ветки и спустился прямо на крышку: ягоды его привлекли. Крышка моментально перевернулась, и птица оказалась внутри клетки.

— Смотрел? Теперь айда. Обратно пойдем — птицу брать будем, ловушка полной будет, — уверенно заявил Гайнан.

Неприметная на первый взгляд тропинка, петляющая среди замшелых камней, круто свернула в гору. Идти становилось труднее. Устроили привал. Василий блаженно раскинулся на мягкой траве. Ноги с непривычки гудели.

— Отдыхай здесь, скоро прийду. — Неутомимый Гайнан исчез в лесу.

Кругом было тихо. Поблизости басовито гудел шмель. Ни на минуту не прекращался птичий перезвон. За спиной Василия что-то сухо щелкнуло. Тихонько оглянулся. Две белочки гнались друг за другом вокруг сосны. Они то молниеносно взлетали на вершину, то стремительно спускались вниз, гоняясь друг за дружкой. Василий с улыбкой засмотрелся на них, задумался.

Да, три года назад покинул он стены академической гимназии. Что же дали ему эти три года? Знания? Он многое узнал: из книг, из жизни, от товарищей. Взрослее стал. Сам чувствует это. Он уже не тот робкий мальчишка, каким пришел в экспедицию. Паллас его ценит, и он привык к умному немцу. А то бы прозябал в гимназии, за сто лет не узнал бы всего того, что узнал за три года. Теперь он решил основательно: дорога у него одна — наука.

Гортанный напев возвращающегося Гайнана прервал раздумье. Белочки взметнулись по стволу вверх, запрятались в ветвях. Василий поднялся и последовал за башкирином.

И вдруг Гайнан, чувствовавший себя в лесу, как дома, круто обернулся. На толстом суку сосны, прямо над головой Василия, готовилась к прыжку рысь. Палевые кисточки на ушах вздрагивали, круглые зеленые глаза злобно блестели...