Анатолий Александров - Следопыт Урала

— С корьем хлеб-то? — спросил Никита у хозяйки, которая с нескрываемой радостью бережно приняла возвращенный Амалией Карловной каравай.

— С корьем, с корьем. А кто же нонче из одной муки-то печет. Разве мы баре?

Так и возвратились в лагерь без хлеба. Василий и Никита рассказали Палласу и Амалии Карловне о том, что в непросеянную ржаную муку крестьяне добавляют высушенную и измолотую березовую кору. К роще шли молча. Паллас, недовольный тем, что не удалось достать хлеба, Амалия Карловна, пораженная нищетой, Никита и Василий, взволнованные воспоминаниями о своем детстве.

Тронулись в путь, так и не поев, в надежде, что через несколько верст встретится барская усадьба.

Дни бежали незаметно. Наступала осень. Василий освоился в экспедиции. Паллас отличал его за исключительное усердие, сноровку и любовь к знаниям.

— О... очень хорошо, очень хорошо! — торжественно произносил он, принимая от Василия описание растений или выслушав его мнение о прочитанной книге. — Наука любит труд. Вы есть способный ученик, я рад видеть в вас свой помощник!

Рано утром Василий на одной из стоянок направился к оврагу, где хотел посмотреть в осыпях почвенные отложения. Внимательно всматриваясь, Василий медленно шел по дну оврага, покрытому мелкими кустами. Солнце поднялось уже высоко и не по-осеннему стало припекать. Готовясь лазить по оврагу, Василий оделся проще: в полотняную рубаху и потертые штаны из грубой материи. Тяжелые ботинки он снял и закинул за плечи.

Перетирая пальцами глинистые породы, Василий вдруг услышал шорох. Что-то мелькнуло в кустах, и на дно оврага потекли струйки потревоженной сухой осыпи. Василий метнулся к кусту и увидел устремленные на него черные глаза голого до пояса мальчика. Штаны у него были из рваной овчины. Темная с оливковым оттенком кожа, острые скулы, сплюснутый нос, бритая до синевы голова с торчащей на ней черной косичкой выдавали в нем калмыка.

Мальчик, затравленно озираясь, старался весь втиснуться под небольшой кустик.

Василий присел перед мальчиком и протянул было ему руку. Калмычонок сжался, словно ожидая удара, зажмурил глаза, обнажил ровные белые зубы.

— Что ты, что ты? — успокаивал его Василий. — Я тебя не трону. Не бойсь, — и он убрал руку и даже несколько отодвинулся в сторону. Мальчик немного успокоился.

— Ты что, потерялся? Э-э, да ты по-русски-то не понимаешь!

Василий достал из кармана завернутый в чистую тряпочку кусок круто посоленного хлеба. Протянул мальчику.

— На, бери! — и он, улыбнувшись, кивнул головой. Опасливо взглянув на незнакомого ему человека, мальчик быстро, как зверушка, схватил с ладони хлеб и жадно вцепился в него зубами. Сидя рядом с мальчиком, Василий наблюдал за ним.

— Наголодался, — рассуждал он про себя, окончательно убедившись, что мальчик не понимает по-русски.

Мальчонка управился с хлебом быстро, слизнул крошки с ладони и зажмурился от удовольствия. Внезапно что-то зашуршало над головой, и перед Зуевым вырос здоровый рыжий парень в кафтане доезжего.

— Вот ты где, азиатская рожа! — крикнул он и со всего плеча хлестнул арапником калмычонка.

Кнут оставил на голом теле красную черту. Мальчик с тихим воем упал под ноги барского холуя.

— Пошто бьешь маленького?! — вступился, вскакивая на ноги, Василий.

— А ты кто такой? — уставился детина на Зуева. — Тоже, поди, какой беглый! — и ради простого озорства, так себе, мимоходом, доезжий полоснул арапником и Василия. Кровь бросилась Зуеву в лицо. Перехватив рукой арапник и рванув его к себе, Василий в бешенстве крикнул:

— Как ты смеешь?!

Удар здоровенного кулака сбил его с ног. Через полчаса со связанными за спиной руками Василий и мальчик калмык едва поспевали за лошадью. В сумерках подъехали к помещичьей усадьбе. Обессилев, они чуть не волочились на аркане. «Беглецов» бросили в подвал. Барину доложили:

— Афанасий беглого калмычонка поймал, с ним еще парень, видать, тоже беглый...

Вечером Василия хватились в экспедиции. Искали его всюду, но поиски результатов не дали. Отложили отъезд. Продолжали поиски и на другой день. Амалия Карловна уже не раз всплакнула.

На другой день, в двенадцатом часу, отставной штык-юнкер Харлов, почесывая волосатую грудь под расстегнутым бухарским халатом, пил ром с чаем и слушал доклад управителя. Поодаль стоял калмычонок лет 12—14 в красном халате с готовой для барина трубкой на длинном чубуке.

Юркий управитель с крысиным лицом, в камзоле с барского плеча докладывал барину о проведенном им допросе.

— С калмычонка что взять? Звереныш, азиат, разговору не понимает. Я вот и Ахметку с собой брал, — кивнул он в сторону «казачка» с трубкой, — так все равно ничего не дознался. Ну, да известно, дикость, ему в степь надо. Ничего, посидит немного в подвале, а там приучать к службе будем.

— Ну, а второй?

— Тут, батюшка Федот Петрович, не знаю, что и делать. Говорит, что учеником состоит в экспедиции какой-то. Грамотный хорошо. Показывал, что в иноземных языках сведущ. А все равно мужик. С другой стороны, Афанасий, того, вроде как здорово парнишку обличия лишил. В таком виде передавать его в эту экспедицию никак невозможно.

— Так что делать-то?

— А лучше всего об экспедиции этой нам парню веры на слово не дать. Мальчишку сего почитать беглым крепостным без хозяина и оставить у себя. И нам грамотный сгодится, в случае чего и продать на сторону можно. Деньги большие получим...

— Ну, смотри, быть по сему, но чтоб все шито-крыто было.

— Не извольте сомневаться, батюшка...

А в экспедиции строили всяческие догадки. Догадки догадками, а все же решили двигаться вперед, известив о случившемся губернатора.

Угроза крепостной кабалы нависла над Василием Зуевым. Барский холуй избил его сильно. Все тело ныло. Порой Василий впадал в полусон-полудрему.

Вдруг что-то легко стукнуло. Маленький калмык сразу же проснулся. Василий продолжал дремать. В прорези решетчатого окна в свете луны появилось лицо «казачка» Ахмета.

— Ока! — тихо позвал он по-калмыцки. Мальчик так же тихо ему ответил, и они быстро-быстро стали перебрасываться между собой короткими фразами.

Скоро разбудили и Василия. Склонившись над самым окном подвала, Ахмет взволнованно говорил ему по-русски:

— Твоя совсем пропадай. Барин тебя прятать хочет, себе оставлять, крепостной делать.

Только сейчас Василий понял весь ужас своего положения. Бежать, бежать скорее! Но как?

— Бежать надо. Помоги, — обратился он дрожащим от волнения голосом к Ахмету.

— Стена толстый, замок большой. Бежать нельзя.

— Что же делать?

Ахмет сам не знал, чем можно было помочь. Василий судорожно искал выхода. И вот мелькнула спасительная мысль. Нашел в кармане обрывок бумаги и обломок карандаша. Тут же при свете луны набросал на бумаге: «Сижу в подвале. Хотят объявить беглым и взять в крепостные». Из предосторожностей записка была написана по-немецки.