Валентин Пикуль - Баязет

– Карабанчик, на стаканчик!

Андрей хлебнул вина, вытер рот и крикнул:

– Давайте скорее!..

Путаясь ногами в высокой мокрой траве, подошли секунданты.

– Жребий брошен, – сказал Оде де Сион. – Первый выстрел принадлежит вам, поручик Карабанов.

Стало тихо. Унгерн-Витгенштейн отошел от врата.

Клюгенау, поперхнувшись, сказал:

– Господа противники, просим к барьеру…

Нет, место здесь было ровное. Карабанов понял это только сейчас, когда встал к барьеру. Князь еще продолжал идти на свое место, и Андрей помахал рукою, разминая ее.

Барьер был отмечен фуражками.

В небе повис, пиликая песню, крохотный жаворонок.

– Условия боя, – объявил Клюгенау, – выстрел на сближении… Дистанция – пятнадцать шагов…

– Двадца-ать! – прокричал издалека Оде де Сион.

Клюгенау выругался:

– Что за черт!

Он сбегал на другую сторону лужайки и вернулся обратно, словно обрадованный:

– Двадцать… Решили в последнюю минуту. Карабанов, можете отступить на пять шагов. Фуражки сдвинем тоже.

Андрей молча отсчитал пять шагов назад.

– Так?

– Да, так…

Карабанов переложил пистолет в другую ладонь, платком вытер его рукоять.

– До двух раз? – спросил он.

Мишка Уваров крикнул в спину:

– Сдаешь, гладиатор?

– Молчи, скнипа…

Секунданты заняли свои места, объявили аллокацию:

– Господа, ваше последнее слово?

Карабанов посмотрел на фигурку вытянувшегося перед ним человека с серым лицом, и вдруг его поразила мысль, что князь ведь не сделал ему ничего дурного.

– Говорите же, господа!

Карабанов громко сказал:

– Я не имею никакой обиды на князя…

С другой стороны площадки донеслось ответное:

– Надоело ждать! Сводите нас…

Оде де Сион напомнил:

– Учтите, господа, что поспешный выстрел, сделанный до барьера, свидетельствует о небрежности… Будьте, господа, корректны!

В последний момент Андрей скинул мундир, остался в одной белой рубашке.

Клюгенау подошел к нему сзади и перекинул на спину владимирский орден, болтавшийся на ленте.

– Не горячитесь! – шепнул ему Клюгенау.

Карабанову становилось забавно.

– Сходитесь!

Противники мелкими шажками, подняв оружие, сходились в высокой траве.

Жаворонок купался над их головами в бездонной синеве неба.

– Руку! – крикнули в спину Карабанову. – Руку!

Андрей понял: он забыл о левой руке. Тогда он согнул ее в локте и выставил вперед, прижав сгибом к груди и растопырив пальцы, словно готовясь поймать яблоко.

Лицо князя медленно наплывало на него, колеблясь в какой-то туманной дымке, и тогда Карабанов стал издалека нащупывать на мушку это лицо.

Барьер.

Тяжелый пистолет медлит.

Карабанов оскалился в улыбке.

– Почему не стреляете?

– И не буду.

Он совсем опустил пистолет.

– Что за шутки?

– Придвиньте князя к барьеру.

Противник не дошел до предельной черты.

– Князь, – поморщился Оде де Сион, – как вам не стыдно?

Одним шагом Унгерн-Витгенштейн вышел на барьер:

– Вот, можете убивать…

– Благодарю вас, – сказал Карабанов, и ему заметили, что он нарушил правила дуэльного кодекса: разговаривать с противником нельзя.

– Еще одно нарушение, – сказал Оде де Сион, – и вы теряете право на выстрел…

«Шутки в сторону!» – решил Карабанов, снова поднимая пистолет.

Лицо князя под мушкой сплющилось и раздвоилось. «Приятно целить в бледный лоб!» – почему-то вспомнилось Андрею. Нет, приятного тут мало: живой человек стоит перед тобой, пусть и негодяй, но – человек…

На память вдруг пришел полковник Хвощинский и первый разговор с ним. «Все-таки он был прав…»

Минута затянулась. Карабанов просто пугал своего противника, следя дулом пистолета за каждым его движением.

– Стреляйте! – крикнул Клюгенау.

Карабанов пустил пулю в голубое небо.

Унгерн-Витгерштейн так и посмотрел туда – в небо.

– Что это значит? – спросил он сипло.

К нему подходил Оде де Сион:

– Это значит, что поручик Карабанов дарует вам жизнь. Желаю и вам, князь, сохранить благородство!

Мишка Уваров с треском рассадил бутылку об камень:

– Смехачи! Камедь ломают…

Клюгенау вкинул его внутрь коляски, настегнул лошадей:

– Укатывайте отсюда к чертовой матери! Здесь не до вас…

– Выст’ел за мной? – спросил князь.

– Да, за вами…

Карабанов увидел, как черный зрачок ствола пополз вдоль его живота, выше и выше, потом заелозил вокруг сердца. И вот нащупал плечо.

Андрей проглотил слюну. Шумела, стелясь под ветром, трава; выстрел грянул почти в упор – блеснуло огнем в лицо.

– Ай!

Выпустив пистолет, Андрей схватился за плечо. Рубашка быстро-быстро покрывалась кровью.

– Скажите господину по’учику, – услышал он, – что я тоже умею ценить благо’одство!

Клюгенау подбежал к раненому.

– Куда? – спросил он. – В ключицу… так же, как и Пацевича!

Врач разодрал ворот рубахи, прощупал пальцами выступ кости.

– Это ерунда, – сказал он. – Дайте ему вина…

– За мною, – спросил Карабанов, – еще выстрел?

– За ним тоже, – грустно согласился Клюгенау.

Карабанов был забинтован на скорую руку. Пистолет его снова зарядили.

Бросили жребий.

Андрей стоял на своем месте, поджидая шагавшего по лужайке прапорщика.

– Ну, что? – спросил он.

– Ему, – кратко ответил барон.

Карабанов кивнул.

– Выстоите? – спросил Клюгенау.

– Надо…

Карабанов первым двинулся к барьеру, крикнув в лицо противнику:

– Добивай, подлец!

Он только поднял пистолет и, отвернув голову влево, прикрыл стволом висок. Сердце он уже не мог защитить от пули – левая рука висела сбоку, обессиленная раной…

Клюгенау зачем-то побежал наперерез всего поля к Оде де Сиону.

– Разведите их! – кричал он издали. – Разведите…

И выстрел грянул.

– Стойте! – кричал Клюгенау. – Барьер перейден…

– Князь, что вы наделали?

– Мне надоело выслушивать его оско’бьения…

Карабанов еще держался на ногах.

«Быть или не быть?» – подумалось ему.

Потом его туловище как-то вихлясто дернулось в сторону, и он сунулся лицом в землю.

Когда к нему подбежали, пальцы его руки еще медленно разгибались, освобождая уже ненужный пистолет.

Мишка Уваров открыл свежую бутылку.

– Вы бы сбегали, – сказал он врачу. – Что с ним?

– И не подумаю, – ответил врач. – Я видел, как он падал, бедняга… Так умеют падать только мертвецы!

………………………………………………………………………………………

Княжна Долли не пожелала оставлять его тело на этой земле. Карабанова положили в свинцовый гроб, натянули ему на руки коленкоровые перчатки, густо облили мертвеца воском. Великий князь Михаил Николаевич из своих средств заказал вагон-ледник, в котором для него привозились устрицы, и поручик Карабанов, испытав в своей жизни все, что дано испытать таким людям, отправился в свой последний путь.