Валентин Пикуль - Моонзунд

– Прощайте, ребятки! Благодарю вас за службу!

Предсудкома Соловьев сиганул на мостик:

– Вниз!

– Я не пойду, – был ответ…

Когда его стали брать силой, Ваксмут вцепился в телеграф, не желая расставаться с кораблем:

– Прочь… не держите меня! Я помру с ним…

Его стащили вниз, перекинули на канонерку. Не хотел уходить и механик Николай Малышев – тоже отбивался в азарте. Матросы скрутили его, как буйнопомешанного, потащили на «Храбрый»:

– Жить надо, мех! Какого хрена психуешь?

Ренненкампф глянул через обвес на палубу, где муторно и нехорошо колыхалась толпа мокрых, окровавленных и обваренных кипятком людей.

– Лишние, ходи вниз! – объявил он с мостика…

А когда между бортами кораблей уже образовался провал метра в три, с «Храброго» вдруг метнулась на «Гром» большая сильная тень человека. Распластав руки, Семенчук перепрыгнул обратно.

На «Гром»!..

«Храбрый» на отходе получил еще одно попадание. Снаряд врезался в «самоварную» над люком жилой палубы. В один миг не стало шестерых ребят с канлодки и одиннадцати спасенных с «Грома».

Германский эсминец вдруг вывернулся перед «Храбрым»; канонерка встала к нему открытым бортом и отомстила четырьмя попаданиями подряд. Просто ахнули все, когда эсминец врага с поразительной быстротой лег на борт и затонул… XI дивизион с честью выходил из боя. На картах Кассарского плеса немцы теперь могли написать: «Оставь надежду, сюда входящий».

Старк приближался. Под рукою начмина было собрано сейчас все, что оказалось поблизости: два «новика», остальные – старики угольщики. Им встретился XI дивизион, а вдали уже завиднелись германские эсминцы. Высоко вздымался столб дыма над погибающим «Громом». Старк поднялся на площадку дальномера, согнал прочь гальванера, уселся за окуляры сам. Издали он хорошо видел, как к «Грому» приближались миноносцы противника. Было похоже на то, что немцы хотят взять его на буксир, пожар загасят, воду откачают…

– Получится поганая история, – пробурчал Старк.

Создалось на дивизии общее мнение, что сейчас следует атаковать противника всеми эсминцами. Но Старк воспротивился:

– Нельзя! Кроме дивизиона Жоржа Пилсудского, который уже истрепан в бою, со мною всего два «новика». Если рискну ими, то что останется на дивизии? Одни угольщики, на которых недокомплект команды и офицеров? Нельзя, говорю я вам…

В данном случае Старка обвинять нельзя. В его отказе заключался практический смысл и забота о завтрашнем дне.

Семенчук на палку намотал тряпку, сунул ее в мазут…

И тут он заметил, как резкими зигзагами, словно стрекозы над водой, мечутся вокруг «Грома» германские миноносцы. Их прицелы и трубы дальномеров, как усики осторожных жуков, все время находились в движении. Издали немцы ощупывали корабль, как бы проверяя – пуст ли он, нет ли угрозы?.. Семенчук невольно сжался за барбетом торпедного аппарата. Ползком влез на трубы, внутри которых в согласном пучке величаво покоились три торпеды. Германские эсминцы вдруг перестало дергать из стороны в сторону – теперь они дружно пошли прямо на «Гром»…

Через двадцать пробоин хлестала в эсминец вода.

Через разбитые ростры и мостик перебегал огонь.

В разводьях волн вспыхивали лужи мазута…

Рывком он запрыгнул в кресло наводки. Отработал штурвалом растворение труб для залпа «веером». Вдавил в глаз каучуковую блямбу прицела. Ему все было ясно, и жизнь уже не ставила перед матросом никаких задач, кроме одной… Серый борт вражеского миноносца медленно закатывался в перекрещение прицельных нитей. Семенчук выждал, когда через вертикаль наводки пройдет его фок-мачта, и рванул рукоять залпа. Повинуясь силе взрыва, который произошел в трубах, из громадных жерл аппарата выставились кабаньи головы торпед. Они как бы нехотя упали через борт в море и – пошли, пошли, пошли…

Взрыв! Эсминец разнесло в атомы, и над водой осталось только темное облако угольной пыли из его бункеров. Семенчук с факелом в руке мотнулся на камбуз. Там еще пылали плиты, а под крышками котлов, задраенными, словно люки, еще бунтовал, разрываясь под паром, забытый всеми обеденный борщ… Пламя перескочило на пропитанную мазутом тряпку. В два прыжка Семенчук достиг кормы.

Швырнул факел – прямо в кормовой погреб.

Палуба сразу раскрылась перед ним, и горячий воздух, вылетев из вулкана погребов, бросил кверху пушки, кранцы, убитых и того человека, который дал жизнь этому взрыву…

Германские эсминцы спешно покидали Кассары.

Кто не знал тогда адмирала Сушона? Имя этого кайзеровского адмирала было столь же почтенно в морском мире, как имя британского флотоводца Битти… Это он, Вилли Сушон, еще в четырнадцатом проскочил под носом английской эскадры в Босфор, держа флаг на крейсерах «Гебен» и «Бреслау», и эти корабли создали угрозу Черноморскому флоту. Это он, Вилли Сушон, в самые трудные годы возглавлял флоты Турции и Болгарии в их войне против России… Защитники Моонзунда еще не знали, что сегодня Сушон стоит перед входом в Ирбены, которые ему надо пройти под раскатами церельской батареи, – и от этого в груди адмирала неприятный щемящий холодок. Сушон отлично извещен, что такое 12 дюймов. Это ведь не пушки, а дьяволы, которые способны сокрушить даже отличную крупповскую броню…

Последнее уточнение деталей, последние наставления.

– Сейчас, – говорит Сушон, – заканчивается сражение на Кассарском плесе не так, как нам бы хотелось. Мне сообщили с «Мольтке», что наши эсминцы отошли, потеряв, кажется, четыре. Дырок наделали им больше, чем надо! Утром ваш парламентер пытался уговорить прислугу Цереля, чтобы они не дурили – ведь наша победа абсолютна! Но они отказались от капитуляции. Будем их вразумлять…

Флаг адмирала Сушона весело трепещет над IV эскадрой флота открытого моря – лучшей и мощнейшей эскадрой Гохзеефлотте. За тральщиками первыми тронулись крейсера. На ходу дотягивая якоря до клюзов, пошли германские дредноуты. Мощь эскадры была столь значительна, что Сушон, демонстрируя немецкое превосходство, велел даже не снимать с орудий чехлы. Башни морских гигантов были развернуты «на ноль». Пространство перед ними расступалось, бессильное противостоять натиску бронированных чудовищ.

На Цереле пока все спокойно. Что будет?..

Эсминец был почти однотипен русскому «Новику», три его трубы отбрасывали за корму теплый воздух котельных установок. Два германских матроса тащили Семенчука за ноги, будто пьяного, в нос корабля. Выходит, жив… Плен!

Немцы волокли его, даже не обернувшись ни разу, палуба была удивительно скользкой, будто ее намылили, Семенчук ехал по ней на спине, бушлат матроса задрался к самому затылку. Вот и срез полубака. Немцы передернули его тело через высокий комингс, и Семенчук больно ударился затылком о станину порога. Швырнули пленного на пол, залитый цементом, и ушли, плотно задраив двери.