Валентин Пикуль - На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы

Конкордия Ивановна облизнула сочные губки.

– Миленький, – сказала она, – о чем он думает? Казалось бы, и человек не глупый… Аристид Карпыч знает об этом?

– Очевидно.

– Тогда вот что, – распорядилась Конкордия Ивановна. – Постарайся внушить купцам, чтобы они еще шире открыли кредит для вице-губернаторши…

– Зачем? – удивился Паскаль. – По-моему, наоборот. Уж если скандалить, так сразу же!

– Я знаю лучше тебя, – остановила его Монахтина. – Делай, что говорят… Далее: приласкай тех двух немчиков, которые живут в доме князя. Они могут пригодиться. А увидишь Ениколопова, так передай… Скажи ему, что Борисяк…

Осип Донатович вытянул шею, но Монахтина вдруг махнула ручкой:

– Нет, этот вариант мы пока прибережем. Лучше ты шепни Чиколини (он большой олух), что Борисяк имеет какие-то шашни с этим… как его? Бородатый, что приехал в Уренск вместе с вице-губернатором?

– Кобзев, или Криштофович, – подсказал Паскаль.

– Вот именно!

– Но Аристид Карпыч…

– Жандарму – ни звука. Пусть это дойдет до него стороной. А теперь – иди, мне некогда!

Осип Донатович умоляюще посмотрел на женщину, и она капризно протянула ему руку:

– Боже, до чего вы мне надоели… Ну, целуй да иди!

Вслед за Паскалем пришел дворник, держа под мышкой курицу. Мычанием он попросил проверить – сгодится ли? Конкордия Ивановна, засучив рукавчики, прощупала грудку птицы, помяла в пальцах жирный огузок.

Жестами и криком она приказала глухонемому:

– Эту! Неси на кухню… Да крыльцо подмети! Понял?

– М-м-м… м-м-м… – мычал дворник.

– М-м-м, – передразнила в ответ Монахтина.

Оставшись одна, Конкордия Ивановна в возбуждении потерла свои ладошки, еще не мытые после сна.

– Миленький ты мой, – сладко потянулась она, – что же ты будешь без меня делать? Ведь пропадешь без меня…

Она подошла к зеркалу, чуть-чуть припудрила правую щеку, на которой спала сегодня. Расправила мизинцами ресницы. Выгнув спину, посмотрела на себя сзади.

– Тра-ля-ля-ля! – пропела женщина и показала язычок. – Какая я все-таки дура…

Эта прекрасная особа ни минуты не оставалась спокойной. Даже когда узнала, что на поездах вводятся тормоза системы Вестингауза, первой мыслью ее было: «А какая мне от этого польза?..»

Неожиданно Монахтина снова вспомнила о записочке преосвященного.

«Надо бы ехать… Но я пуста, как барабан, – верно рассудила она. – А старца следует ошеломлять!..»

– Ну погоди, – сказала она. – Я тебе испеку… Что-нибудь да испеку! Погоди только…

В этот момент вошла горничная и доложила, что ее желает видеть вице-губернатор князь Мышецкий.

– Кто, кто, милочка?

– Я же сказала, барыня, князь Мышецкий.

– Опомнись! – не поверила Конкордия Ивановна.

– Сергей Яковлевич, – повторила горничная равнодушно.

Монахтина тихо ойкнула и схватилась за грудь:

– Проси же… будь что будет!

Конкордия Ивановна заметалась по комнате, ничего не понимая. Что означает этот приход? Господи, он уже внизу, а она еще не одета, не причесана…

Но, может, так-то оно и лучше?

Замерла как вкопанная посреди комнаты, погладила себя по бедрам. И вдруг (ага, верно) метнулась к туалету. Быстро-быстро – раз, два, три, четыре – ловко продела в кольца пухлые пальцы. Обмотать голову полотенцем было делом одной секунды.

Так, правильно! Сети были расставлены…

И, на ходу скидывая туфли, женщина кинулась в пуховую ложбинку неприбранной постели. Закинула одеяло, наскоро обнажила плечо и отвернулась к стене.

Теперь все ясно – она… больна!

Раздались осторожные шаги, и тогда Конкордия Ивановна слабо произнесла:

– Ах это вы, князь? Я знала, что вы добрый человек, что вы придете ко мне…

…Надобно иметь немало мужества, чтобы решиться на подобный унизительный шаг. Сергей Яковлевич все тщательно продумал, рассчитал и пришел к выводу, что от лишнего поклона спина его не сломается.

А то, что он застал Конкордию Ивановну в постели, томной и расслабленной, сразу развязало князю язык.

– Весьма досадую, – уверенно начал он, – за то маленькое недоразумение, которое произошло при нашем знакомстве. Смею надеяться, что это маленькое недоразумение не повредит нашей дружбе…

– Не надо, князь, – попросила его Монахтина. – Не надо.

– И вот, – напористо продолжал Мышецкий, – прослышав о вашей болезни, я решил сразу же навестить вас, милая Конкордия Ивановна!

«А ты врунишка, – поймала его женщина. – А мы, оказывается, врем-то оба…»

Уренская Клеопатра легким постаныванием подтвердила, что ей действительно неможется.

– Что с вами? – спросил Сергей Яковлевич и пересел поближе к постели.

– Ах, князь… Такая боль, так душно!

Мышецкий приложил ко лбу женщины свою узкую белую ладонь.

– О! – сказал он, словно удивляясь. – Да у вас, кажется, сильный жар.

– Да, князь. Но ваша рука так прохладна, мне сразу стало легче.

– В таком случае, – любезно предложил Мышецкий, – я готов не снимать ее до тех пор, пока боль не пройдет вовсе…

Только что в этой комнате был один актер – женщина, теперь их было уже двое. Оба комедианта хорошо понимали, что находятся сейчас на подмостках, и честно разыгрывали свои роли.

Глаза женщины сияли:

– Князь… милый князь! – При этом она настойчиво соображала: «Что ему нужно?»

Мышецкий держал свою руку на голове Конкордии Ивановны, а Конкордия Ивановна держала свою руку на руке Мышецкого.

Союз – незримый и опасный – был между ними заключен.

– Ничего, мадам, – утешал Сергей Яковлевич, – сейчас все пройдет…

Впрочем, эти подмостки им скоро надоели, нетерпение Монахтиной было слишком велико (что хорошо понимал Мышецкий), и они оба спустились на грешную землю.

– Река еще не вскрылась, – сказал Сергей Яковлевич, – а первый эшелон уже подходит.

– И вы…

– И я не знаю, что делать!

Конкордия Ивановна скинула со лба полотенце и села в постели среди разбросанных подушек.

– Вам нужно выдержать испытание этой весны, – ответила она так же прямо и честно, и Мышецкий кивнул, соглашаясь. – Дальше вам будет легче, и тогда мы…

Она остановилась, проверяя, как он отнесется к этому рискованному «мы». Но князь не возражал.

– И тогда мы с вами, – закончила Монахтина уверенно, – будем в безопасности!

Мышецкий думал: «Вот, наверное, так она начинала и с моим покойным предшественником».

– Милая Конкордия Ивановна, – заговорил он снова, – я недавно видел, как упал мужик с крыши. Он летел вниз, но напротив моего окна тело его как бы замерло в полете. Я теперь часто вспоминаю этого мужика и… лечу, лечу, лечу! Где-то и я, прежде чем разбиться, остановлюсь на мгновение…

По наморщенному лобику Конкордии Ивановны вице-губернатор понял, что сейчас она усиленно вдумывается в его слова.