Валентин Пикуль - На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы

– Ах, какое чудо! – восклицал время от времени Петя. – Пью красоту, трепещу, благоговею, повергаюсь во прах перед гениями прошлого!

– Петя, – сказал Мышецкий, приглаживая висок, – не найдется ли у тебя чего-нибудь выпить?

Он выпил две рюмки водки и попросил денег. Под чьими-то шагами тоскливо скрипела за стеной лестница.

– Эх, Сергей Яковлевич, – ответил Петя, – да мне же на всех вас не напастись денег. То вы, то Додушка…

– Я же отдам! – сказал Мышецкий и покраснел: именно такую фразу он слышал однажды от графа Подгоричани (еще там, на Сиверской, перед отъездом в губернию).

Он выпил еще рюмочку водки и внятно рассказал Пете, на что ему нужны эти деньги.

– Я не хочу зависеть от этой женщины, – проговорил он, – поймите меня, Петя…

– А красивая женщина? – спросил шурин.

– Очень, Петя. Очень красивая.

И снова скрипела лестница, глухие голоса доносились откуда-то. Петя растолковал, что здесь живет один слесарь из железнодорожного депо.

– Хотите послушать? – И он поманил князя пальцем.

Мышецкий приник ухом к отодвинутой вьюшке. До удивления знакомый голос говорил:

– Ситуация в России сейчас такова, что не только мы, большевики, но даже сатрапы царизма видят всю шаткость самодержавия. Что делать?.. Создание партии, нашей партии, – вот задача, которую и ставит перед нами Ульянов-Ленин… И пусть буржуазия еще рукоплещет эсерам, этим апологетам сильной личности. Наша цель – сильная партия, выкованная молотом исторической необходимости… Пролетариат! Такие же люди, вроде Кобзева, это лишь отпрыски народовольчества, вечная ему память!..

– И много их там? – спросил Мышецкий.

– Человек двадцать будет. По четвергам собираются.

– Вы, Петя, никому не говорите об этом, – попросил Сергей Яковлевич, кладя на плечо шурина руку.

– Быть вам вдовцом, – ответил Петя. – Рука тяжелая.

На лестнице Мышецкий нос к носу столкнулся с Борися-ком. Санитарный инспектор даже изменился в лице.

– Ничего, – сказал ему Мышецкий, – мы же с вами старые заговорщики…

И они разошлись в разные стороны.

Конкордия Ивановна была немало удивлена, когда Сергей Яковлевич передал ей чек от Попова за половину треповского леса. Это не входило в ее планы, и она решила ускорить события.

Ужин на две персоны, при свечах и при наличии глубокого декольте, не дал никаких результатов. Монахтина была глубоко оскорблена. Все-таки она – женщина, и не последняя в губернии, пора бы уже обратить на нее внимание…

Правда, в городе ползли кое-какие слушки о том, что-де молодой губернатор пользуется услугами здоровенной коровы-кормилицы в своем доме. Но Конкордия Ивановна не верила в это – жеманный облик остроносой княгини занимал ее воображение. Под утро, проведя ночь в раздумьях, Монахтина решилась.

На пороге ее дома снова появился Паскаль.

– Ну, милый друг, – сказала женщина, – пора уже вам становиться порядочным человеком. Я предлагаю вам честный способ заключения мировой с нашим князем…

Осип Донатович сразу взмок.

– Конкордия Ивановна, – ответил он, нахохлившись, – князя вы проведете, это я знаю. Но зачем вы и меня в яму толкаете?

– Ты просто глуп. Не спорь!

Паскаль призадумался – в чем же соль? И понял.

– Но лес-то, – напомнил он, – стоит очень дорого. Тысяч около ста потянет…

– Наконец-то, тугодум ты!

– А Мышецкий не даст его вырубить, – досказал Осип Донатович. – Зачем он нужен, такой лес, который… продать нельзя?

– Ты его рубить и не будешь. Кесарю – кесарево.

– А вам, значит, богово?

– Постой… Что там поделывает моя дорогая княгиня?

Осип Донатович состроил на пальцах «козу», которой пугают малолетних детей.

– Рожки, – хихикнул он. – Вот такие малюсенькие рожки… Геннадий Лукич стал при княгине своим человеком!

– Не болтай, – пресекла его Монахтина. – Лучше скажи: как Аниса Готлибовна – оплатила свои счета в Гостином?..

– А кто осмелится напомнить о них вице-губернаторше?

– Верно, что побоятся… Ужасное легкомыслие! О чем она думает, голубушка? Жаль князя…

– Что же далее? – навострился Паскаль.

– Очень мне жаль князя, – продолжала Монахтина отвлеченно. – Предупреди наших аршинников, чтобы не вздумали соваться к нему с этими счетами… Он и без того занят!

– А неплохо бы, – намекнул Паскаль мстительно.

– Дурак! Сергей Яковлевич отныне мой компаньон. И он хороший человек. Надобно поберечь его. А потому передай в лавки, чтобы все счета свалили прямо на княгиню… Хорошо бы – в один день, все сразу, чтобы не мучилась!

Накануне этого разговора, в сумбурный четверг, в доме Мышецких произошло одно событие. Был уже поздний час, и Алиса Готлибовна собиралась ложиться в постель, когда в комнате мужа что-то упало со стеклянным звоном. Подобрав края длинной рубашки, княгиня поднялась наверх.

Сергей Яковлевич, полураздетый, стоял перед столом и окровавленной рукой смахивал с его поверхности разлитое вино. Осколки бутыли хрустели под ногами.

– Алиса, – сказал он, – не надо убирать… Пусть все будет так! Завтра придет Огурцов… мой верный друг!

Только сейчас Алиса Готлибовна поняла, что видит перед собой пьяного человека. Разбитое стекло убрали, и Огурцов, конечно, никогда не пришел…

В эту ночь одно из кочевых киргизских племен разбило кибитки в глухом урочище возле степного колодца. Рабочие, ведущие насыпь на сто двадцатой версте, видели огни костров, слышали ржанье кобылиц.

…Еще никто не знал, куда направит свой путь это племя и где лежит дорога их предков.

Нет ключа разгадать таинственный лабиринт кочевых дорог. Неверно думают многие, что племена движутся в степи, отыскивая лишь лучшие пастбища. Нет! Разбито кочевье на сочных травах, но вдруг – собраны кибитки, и племя переходит на пустынные солончаки, где нет ни травы, ни колодцев; извечный путь – голос предков.

– И еще: у каждого рода своя тропа. Если при Тамерлане шел мой пращур вот этой дорогой, то и должен пройти только по ней, напьюсь воды из того же родника, что и он когда-то, и мои внуки и правнуки именно здесь расставят свои кибитки.

И еще: по степным законам можно пересечь тропу, можно идти следом за мной, но не троньте моих кочевий – в кровь окрасятся травы, наполнится небо пением стрел.

Так было при Тамерлане – так будет и сейчас. Племя не знает другого пути, кроме пути своих предков…

Сергею Яковлевичу успели доложить, что племя видели последний раз на сто двадцатой версте от Уренска: прогнав перед собой отары овец, племя киргизов перевалило через свежую насыпь, после чего – под ударами тысяч ног – осел зыбучий песок и провисли рельсы.

Выросли кибитки в редкой березовой куртине, затрещали костры. Недалеко осталось и до летних урочищ на берегах Байкуля – два хороших всего перехода, но пути орды загадочны и подвластны только многовековой традиции рода.