Геза Гардони - Звезды Эгера

Добо заговорил:

— Я созвал население крепости потому, что турок прислал письмо. С неприятелем я не переписываюсь. Если враг присылает письмо — швыряю ему обратно или вколачиваю в глотку тому, кто его посмел принести. Только это первое письмо велю я прочитать и немедленно перешлю королю. Пусть он убедится воочию, что турок здесь и нам нужна подмога. Я и без того знаю, что в письме: они грозят и торгуются с нами. Угроз мы не боимся, в торг не вступаем. Родина не продается ни за какие деньги! Но чтобы вы собственными ушами слышали, как разговаривает неприятель, я велю прочесть письмо. — И он протянул письмо Гергею, зная, что тот ученей всех в крепости и с первого взгляда разберет любой почерк. — Прочти вслух.

Гергей встал на камень. Он сломал печать, стряхнул песок с бумаги, посмотрел подпись и сказал:

— Посылает письмо Ахмед-паша из Каалы.

«Коменданту Эгерской крепости Иштвану Добо — привет!

Я, анатолийский Ахмед-паша, старший советник великого, непобедимого султана, старший военачальник его несметной, несокрушимой рати, сообщаю вам, что нынешней весной могучий падишах отрядил в Венгрию два войска. Одно из них захватило Липпу, Темешвар, Чанад, Солнок, а также все крепости и замки, расположенные по берегам Кереша, Мароша, Тисы и Дуная. Второе войско сокрушило две венгерские рати, заняло Веспрем, Дрегей, Сечен и берег Ипоя. Нет такой силы, которая устояла бы перед нами!

И теперь два наших победоносных войска соединяются под Эгером.

Исполняя волю могучего и непобедимого султана, я призываю вас не сопротивляться его величеству, а покориться его воле — впустить пашу, которого я пришлю, сдать ему город и крепость Эгер».

— Держи карман шире! — загудели со всех сторон. — Не читай дальше! Пусть псы его слушают!

Но Добо призвал всех к тишине.

— Нет, вы послушайте турецкую музыку. Хорошо они выводят высокие нотки. Читай дальше.

— «Честью заверяю вас: если вы изъявите покорность, то ни вы, ни ваше добро не пострадают. Падишах будет милостив к вам, а я предоставлю вам такую свободу, какую вы знали только при ваших прежних королях».

— Не нужна нам турецкая свобода! — гаркнул Цецеи. — Мы уж как-нибудь и венгерской обойдемся!

Все улыбнулись.

Гергей продолжал:

— «Я защищу вас от всех бед…»

— Вот именно для того они и пожаловали, чтобы защитить нас от бед! — закричал Гашпар Пете.

Кругом поднялся хохот. Засмеялся и Гергей.

Народ уже знал, как ведут себя турки, когда сдается какая-нибудь крепость.

Один Добо стоял мрачнее тучи.

Гергей продолжал читать:

— «В подтверждение сего я ставлю свою доподлинную печать. Ежели вы не покоритесь — навлечете на свои головы гнев могучего падишаха, а тогда и вы сами, и дети ваши умрете страшной смертью. Посему отвечайте немедленно!»

В ответ раздался грозный гул:

— Чтоб он лопнул, этот падишах со всем своим могуществом! Пусть только сунется сюда!

Лица раскраснелись. Даже у самых кротких и то огнем загорелись глаза.

Гергей вернул письмо Иштвану Добо. Шум затих.

Добо не надо было вставать на камень, чтобы его видели: он и без того был на голову выше всех.

— Вот, — проговорил он горестно, но в голосе его звучала стальная твердость, — это первое и последнее письмо турка, которое прочтено в нашей крепости. Вы уже поняли, для чего турок идет. Огнем и мечом несет он нам «свободу». Басурманский падишах, купающийся в крови христиан, несет нам свою «свободу»! А если мы от нее откажемся, так он нам головы отрубит! От нас требуют ответ. Так вот он!

Скомкав письмо, Добо швырнул его в лицо крестьянину.

— Как ты посмел принести это, подлец?

И, обернувшись к солдатам, приказал:

— Заковать ему ноги! В темницу негодяя!

После взволновавшего всех чтения турецкого письма Добо вызвал офицеров во дворец:

— Через полчаса всем быть у меня.

Зал наполнился народом еще до назначенного срока. Позже пришли лишь те, кто переодевался в парадную одежду. Каждый почувствовал, что пробил первый удар набата.

Добо поджидал только товарищей Бакочаи и лейтенанта Лукача Надя с его двадцатью четырьмя конными ратниками. Уж не попали ли они в полон к туркам? Это было бы прескверным известием. Народ пал бы духом.

Скрестив руки, комендант стоял возле окна и рассеянно смотрел на раскинувшийся внизу город. Какие красивые белые дома! А город пуст. Только под самым дворцом, у речки, снует народ: солдаты поят лошадей, водоносы таскают воду. А вот какая-то женщина в желтом платке выходит из ворот. Идет с двумя детишками, спешит к крепости. На спине тащит узел.

— И эта в крепость идет… — пробурчал Добо с неудовольствием.

Рядом с Добо стоял оруженосец в голубом бархатном доломане. По длинным спадавшим до плеч волосам и нежному лицу его можно было принять за девушку, переодевшуюся в мужской костюм. Но руки оруженосца говорили о другом — в них чувствовалась сила: юноша каждый день метал копья.

Добо обернулся, ласково провел рукой по волосам оруженосца.

— О чем размечтался, Криштоф? Может, домой захотелось?

Мальчик заморгал глазами.

— Господин капитан, мне было бы стыдно и думать об этом!

— Вот и хорошо! А волосы ты все-таки обрежь себе.

В крепости оставили только этого оруженосца. Да и то лишь потому, что его отец письменно попросил капитана не посылать мальчика домой, ибо мачеха недолюбливает его. Добо считал Криштофа своим сыном.

Всех остальных оруженосцев, юношей лет четырнадцати — шестнадцати, он отправил по домам. Для них крепость Эгер была школой витязей. Но Добо пока не желал пускать их в дело.

Был у него еще один любимый оруженосец — Балаж Балог, сын лейтенанта, служившего в войске монаха Дердя и убитого в прошлом году. Балаж был даже на год моложе Криштофа, но превосходно ездил верхом. Со слезами уехал он в августе. Как ему было обидно, что Криштофу разрешили остаться в крепости, а ему нет!

«Выкинули, точно негодного ученика сапожника! — горевал он. — Чем ты лучше меня? — сердито спрашивал он Криштофа. — Почему тебе разрешили остаться? Погоди, вот вернусь — и тогда мы с тобой поломаем копья!»

«Неужели ты думаешь, что это я тебя отсылаю отсюда?» — отвечал расстроенный Криштоф.

И он умолял Добо:

«Господин капитан, позвольте Балажу остаться!»

Добо замахал рукой.

«Ему нельзя. Он единственный сын вдовы. Ему даже на деревья не позволяют лазить. Убирайся!»

Балажа взял с собой Лукач Надь с намерением по дороге доставить его к матери.

— Ох, где же запропастился этот Лукач? — Добо взглянул на Мекчеи. — Боюсь, не случилась ли с ним беда.

И он озабоченно покачал головой.

— Не думаю, — сказал с улыбкой Мекчеи. — За коротышек я не боюсь. У меня есть на то своя примета: коротышкам везет в бою.