Колин Маккалоу - Песнь о Трое

Царь царей кивком отпустил глашатаев и вручил жезл прений Мериону. А потом обратился к нам в самых высокопарных выражениях, какими делают церемониальные заявления:

— После того как Приам попрал священные законы войны, я поручил Одиссею, царю Итаки, измыслить стратегию, дабы взять Трою хитростью и обманом. Меня известили, что Одиссей, царь Итаки, готов сказать свое слово. Призываю вас всех в свидетели. Царь Одиссей, твой черед.

Одиссей встал, улыбнувшись Мериону:

— Подержи жезл за меня.

Потом он взял со стола в центре комнаты скатанный в трубку кусок мягкой светлой шкуры и подошел к стене, которую мы все хорошо видели. Там он развернул шкуру и надежно пришпилил ее к стене маленькими кинжалами, украшенными драгоценными камнями, воткнув их в каждый из четырех ее углов.

Мы, все до единого, недоуменно уставились на нее, гадая, не разыгрывают ли нас. На шкуре был рисунок, нанесенный толстыми угольными штрихами, без сомнения, сделанный очень удачно: что-то вроде огромной лошади, сбоку от которой была проведена вертикальная черта.

Одиссей обвел нас загадочным взглядом:

— Да, здесь нарисована лошадь. Вы, конечно же, удивляетесь, зачем мы позвали Эпея. Так вот, мы позвали его, чтобы я мог задать ему кое-какие вопросы и получить на них ответы.

Он повернулся к Эпею, настолько же сбитому с толку, насколько ему было неловко находиться в такой знатной компании.

— Эпей, ты самый блестящий инженер Эллады со времен Эака. Ты также искусен в работах по дереву. Внимательно посмотри на этот рисунок. Особенно на черту сбоку от коня. Длина этой черты равна высоте троянских стен.

Озадаченные, мы все посмотрели на шкуру так же пристально, как и Эпей.

— Прежде всего я хочу узнать, что ты думаешь вот по какому поводу, — сказал Одиссей, царь Внешних островов. — У тебя было десять лет, чтобы как следует рассмотреть стены Трои. Скажи мне, есть ли в ойкумене таран или осадное орудие, способные разрушить Скейские ворота?

— Нет, царь Одиссей.

— Отлично! Второй вопрос: с теми материалами, мастерами и средствами, которые у тебя есть сейчас, смог бы ты построить мне огромный корабль?

— Да, господин. У меня есть корабельщики, плотники, каменщики, пильщики и много рабов. И я думаю, что в пределах пяти лиг отсюда подходящего дерева хватит на целый флот из таких кораблей.

— Прекрасно! Третий вопрос: ты смог бы построить мне деревянного коня, такого, как на рисунке? Еще раз посмотри на черную линию. Это тридцать локтей — высота троянских стен. То есть уши коня будут в тридцати пяти локтях от земли. И четвертый вопрос: сможешь ли ты поставить этого коня на деревянную платформу, которая выдержит его вес? И мой пятый вопрос: сможешь ли ты сделать коня полым внутри?

Эпей улыбался; было очевидно, что эта затея разбудила его фантазию.

— Да, мой господин, на все твои вопросы я отвечаю — да!

— Сколько времени тебе на это понадобится?

— Не больше нескольких дней, мой господин.

Одиссей снял шкуру со стены и бросил инженеру.

— Благодарю тебя. Возьми это и ступай к моему дому. Увидимся там.

Мы были в полном недоумении. Наши лица, наверно, выражали полное замешательство, страх и подозрительность, но, пока мы ждали ухода Эпея, Нестор начал посмеиваться от удовольствия, словно вдруг услышал самую удачную шутку за всю свою долгую жизнь.

Одиссей широко раскинул руки и вытянулся во весь рост, став, как нам показалось, намного выше нас; он оседлал любимого конька, и теперь никому из нас не удалось бы ни сбить его с мысли, ни остановить. Он взмахнул рукой, а его голос зазвенел под потолочными балками.

— Вот, мои братья цари и царевичи, как мы возьмем Трою!

Мы сидели, проглотив языки, и смотрели на него во все глаза.

— Да, Нестор, ты прав. И ты, Агамемнон. Конь такого размера вместит в свое брюхо, думаю, примерно сто воинов. И если они выйдут из него тихо, под покровом ночи и неожиданно, ста воинов вполне хватит, чтобы открыть Скейские ворота.

Со всех сторон на него обрушился шквал вопросов. Скептики орали, приверженцы ликовали, и шум не утих, пока Агамемнон не слез с Львиного трона, забрал у Мериона жезл и застучал им по полу.

— Вы сможете задать все свои вопросы, но только спокойнее и… после меня. Одиссей, сядь, налей себе вина и объясни все по порядку и как можно подробнее.

Совет закончился только с наступлением темноты; мы с Одиссеем вернулись в его дом. Эпей терпеливо ждал, расстелив шкуру перед собой — теперь на ней было еще несколько рисунков поменьше. Я оцепенело слушал, как они обсуждают между собой технические подробности — что Эпею понадобится, сколько времени займет постройка — и необходимость держать все в полном секрете.

— Ты можешь работать в тайной лощине, которая начинается прямо за этим домом. Она глубока, а на другой стороне растут деревья, которые скроют коня по самые уши. С городских смотровых башен ничего не будет видно. У этого места есть еще одно преимущество. Оно было под запретом для всех и вся так много лет, что у тебя не будет никаких любопытных зрителей. Вместо рабов ты будешь использовать тех, кто там живет. Ни один человек, которого ты приведешь в лощину, не сможет из нее выйти, пока работа не будет закончена. Ты согласен с такими условиями?

Глаза Эпея блеснули.

— Положись на меня, царь Одиссей. О том, чем мы занимаемся, никто не узнает.

С оледенелых скифских равнин с воем налетел Борей, северный ветер, выкрасив деревья багрянцем и желтизной; прошло лето десятого года, но Агамемнон был все еще здесь, словно шелудивый пес, охраняющий вонючую троянскую кость.

Ничего не осталось. Перед самой смертью Гектора я приказал вынуть из дверей, полов и ставень последние золотые гвозди и бросить в тигель. Сокровищница опустела; все, пожертвованное в святилища, пошло на золотые слитки; и богачи, и бедняки стонали под бременем налогов, но и этого мне не хватало на то, в чем Троя нуждалась, чтобы продолжать сражаться, — наемников, оружие и прочие военные нужды. Мои доходы от пошлин за проход в Геллеспонт перестали поступать десять лет назад. Агамемнон собирал их со всех ахейских кораблей, потоком хлынувших в Понт Эвксинский, изгнав из него корабли других племен. Мы ели досыта только потому, что наши южные и северо-восточные ворота оставались открытыми и селяне продолжали заниматься земледелием, но наша пища состояла лишь из того, что можно было вырастить в нашей местности, остального у нас не было. Легендарных коней Лаомедонта, которые паслись на южной равнине, осталось всего несколько, я был вынужден продать почти всех. Как говорится, все двигается по кругу. То, в чем мы с Лаомедонтом отказали ахейцам, теперь ахейцам и принадлежало: позже я узнал, что основным покупателем этих коней был царь Аргоса, Диомед. Гордыня, гордыня… К падению ты ведешь.