А. Сахаров (редактор) - Николай II (Том I)

Голицын заявил, что своими успокоительными заверениями Протопопов ввёл в заблуждение Совет министров, который при создавшихся обстоятельствах уже не видит никаких средств к спасению власти.

Протопопов пробовал вначале оправдываться: волнения-де среди солдат носят стихийный характер и никем не могли быть предусмотрены.

Оправдания никого не успокаивали. Гневные выкрики участников совещания принимали всё более резкий характер. Учитывая создавшуюся атмосферу, Протопопов в конце концов не пытался уже более возражать и сидел, сгорбившись в кресле, угрюмо посматривая на своих соседей.

Наконец Голицын заявил, что он считает необходимым поставить на обсуждение Совета министров вопрос об устранении Протопопова от обязанности министра внутренних дел; и хотя устранение министра не входит в компетенцию Совета министров, но он идёт на это превышение власти, не считая возможным долее оставаться в кабинете вместе с Протопоповым.

Предложение было поставлено на баллотировку и единогласно принято.

Протопопов покинул заседание, ни с кем не попрощавшись.

Заседание Совета министров возобновилось, но прения уже носили беспорядочный характер – переговоры с временным комитетом Думы не привели ни к чему.

Голицын заявил, что если можно надеяться на помощь, то лишь извне Петрограда.

Все были подавлены и лишь обменивались краткими репликами по поводу нарастающих событий.

Время от времени личные секретари председателя Совета министров являлись в зал для доклада о ходе событий.

…В 6 часов вечера министры вновь съехались. На этот раз уже в Мариинский дворец, потому что Голицыным были получены сведения о том, что народ и войско намерены прийти в особняк Совета министров для производства обыска и ареста членов кабинета.

Вечернее заседание носило столь же беспорядочный характер, как и дневное.

Приходившие сведения принимали всё более тревожный характер. Постепенно выяснялось, что Мариинский дворец не является уже безопасным убежищем для членов правительства.

В 9 часов вечера заседание было прервано, и члены кабинета сделали попытку покинуть Мариинский дворец. Попытка эта оказалась, однако, тщетной, так как площадь дворца уже была запружена революционным народом и перешедшими на его сторону войсками.

В тоскливом и тревожном ожидании просидели в парадной зале Мариинского дворца члены царского правительства до 12 часов ночи. К этому времени площадь мало-помалу опустела, и, по предложению Голицына, была предпринята вторая попытка покинуть Мариинский дворец.

Голицын в сопровождении Добровольского и генерала Беляева направился к выходу. Другие члены кабинета решили выждать ещё некоторое время. Через пять минут оставшиеся были поражены известием о том, что Мариинский дворец окружён войсками и что сейчас явятся солдаты для производства обыска. Поднялась невыразимая суматоха. Все бросились к выходам. Покровский вместе с Кригер-Войновским прошли по чёрной лестнице и направились во двор, надеясь пройти через ворота. Ворота оказались, однако, запертыми. Тогда они бросились обратно. Но в парадных комнатах дворца уже были солдаты, производившие обыск. Оба министра спустились по чёрной лестнице вниз и прошли в помещение для курьеров. Здесь, в тёмной комнате, они просидели около получаса. Наконец они вышли из своего убежища и, смешавшись с толпой курьеров, прошли в одну из задних комнат. Здесь они просидели до конца обыска. После ухода солдат министры вышли во двор. Курьеры заявили, что солдаты, уходя, заперли на ключ калитку и что, таким образом, выйти со двора нельзя. Наконец один из курьеров обратил внимание на то; что калитка заперта, но на воротах замка нет.

В четыре с половиной часа ночи оба министра незаметно вышли из здания Мариинского дворца и направились к себе домой.

Так закончилось последнее заседание Совета министров царской власти.

Перенесёмся теперь в Могилёв, в Ставку, где находился в эти священные великие дни низверженный государь.

Не прибегая к сухим выдержкам из подлинных показаний «очевидцев», постараюсь нарисовать сжатую картину последних дней и часов царствования Николая Последнего.

Главнейшие источники, откуда я черпал материал для нижеизложенного, принадлежат таким крупным общественным и государственным деятелям, как А. И. Гучков, первый военный и морской министр Свободной России; генералы Рузский, Алексеев, Нарышкин; лейб-медик профессор Фёдоров; профессор Бехтерев, лечивший царицу и всю семью Николая Второго; герцог Лейхтенбергский; В. В. Шульгин и многие другие журналисты, военные или скромные обыватели, случайно попавшие на пересечение путей, которыми быстро катился к закату и угасанию Николай, этот догорающий метеор, печальный символ самовластья или безвластного, бесправного произвола… Не знаю, как вернее назвать.

Ещё 14 февраля тревога накрыла своими тёмными крылами приневскую столицу… И под этим знаком тревоги, народного волнения, надвигающихся забастовок, вспышек «голодного протеста» царь покинула Александровский дворец и явился в Ставку, где надеялся быть в большей безопасности среди преданных войск…

Конечно, и здесь, как везде, Николай получал самые подробные донесения о том, что происходит в столице и во всей России. Но по привычке и по свойству своего духа он не верил никому, даже тем п е р в ы м лицам в государстве, которым сам вручал верховную власть над армией и над страной или кого назначал под давлением Алисы Гессенской и её немецких друзей…

Но самой царице он верил всё же больше, чем остальным, понимая, что интересы их обоих очень близко и тесно сходятся.

После целого ряда телеграмм Алисы из Царского Села, в которых подробно и очень правдиво говорилось о событиях, развернувшихся в Петрограде, вечером 27 февраля пришла, наконец, самая тревожная весть: столица во власти народа и восставших войск… Царскому Селу угрожает та же участь… Алиса выражает опасение за безопасность детей и свою собственную…

– Просите ко мне генерала Алексеева! – приказал Николай. – И чтобы генерал Цабель потом явился.

Ординарец поспешил исполнить приказание, а Николай ровными шагами начал мерить пространство просторного, ярко освещённого салон-вагона, отделанного в ликующих светло-зелёных весенних тонах… Такой же ковёр, словно луговой дёрн, покрывал весь пол… Но смутны и темны были думы того, кто ходил взад и вперёд по вагону, как бродит в клетке загнанный зверь, предчувствуя неминуемую близкую беду…

Явился Алексеев.

– Слышали… знаете, генерал?.. Дело серьёзнее, чем мы думали с вами!.. Гарнизон столицы прямо обуян безумием. Государыня мне сообщает… Вот… смотрите…