А. Сахаров (редактор) - Николай II (Том I)

По окончании своей трудной и ответственной работы мама получила от августейших родителей большую бриллиантовую брошь с вензелями: «AM» и датою: «1876 – 1879». Это было дано при уходе матери из дворца, и это была брошь самая роскошная, но и ранее, после каждого учебного года, родители также дарили маме броши бриллиантовые, но более скромные и обязательно со своими вензелями. Где-то они теперь, эти царские броши, которые когда-то хранились как семейные реликвии?

Теперь нужно вспомнить и рассказать, как Аничков дворец встречал Святую Пасху [72] Святая Пасха – Светлое Христово Воскресение, переходящий церковный праздник. .

Страстная неделя [73] Страстная неделя (седмица) – последняя неделя перед Пасхой, известная в народе как Белая, или Чистая (готовясь к встрече Светлого Воскресения, наши предки белили и прибирали дома, заботились о чистоте двора и т. п.). была неделей постной – постной относительно, конечно. К столу продолжали подаваться масло, молоко и яйца, но мяса с четверга уже не полагалось. В Страстную пятницу с Императорского фарфорового завода привозилась груда фарфоровых прелестных яиц различных размеров. Эти яйца предназначались для христосования со всеми служащими во дворце. Большие яйца, очень дорогие, вероятно, получали лица, близкие к августейшей семье. Меньшие размеры полагались персоналу, обслуживавшему дворец. Начиная с Великого четверга [74] Великий четверг – последний четверг перед Пасхой; все дни Страстной недели носят название Великих. церковные службы происходили, как и везде, то есть вечером – двенадцать Евангелий [75] Обычно в Великий четверг вечером совершается утреня с чтением двенадцати Евангелий Святых Страстей Господа нашего Иисуса Христа. , которых мы, дети, не достаивали, родители слушали их до конца. На увод детей из церкви разрешение у родителей всегда испрашивала мать, и мы, признаться, бывали рады, когда она отправлялась за занавеску. (Царская семья была отделена от остальных молящихся особой бархатной занавесью у правого клироса [76] Клирос – место на солее, возвышении перед иконостасом, на котором находятся чтецы и певцы в русской православной церкви. Клирос занимает южный и северный концы солеи. . В церковь же был свободный доступ для всякого служащего при дворце). В пятницу был вынос Плащаницы [77] В Великую пятницу (пяток) Страстной недели Церковь вспоминает обстоятельства страданий и смерти Иисуса Христа, что нашло отражение в выносе плащаницы, полотна с большим, во весь рост, изображением тела Господа в том виде, в каком оно снято с креста и положено в гроб. Плащаницу полагают в середине храма на особом возвышении, молящиеся подходят к ней и прикладываются. , на котором мы обязательно присутствовали. Чин выноса, торжественный и скорбный, поражал воображение Ники, он на весь день делался скорбным и подавленным и всё просил маму рассказывать, как злые первосвященники замучили доброго Спасителя [78] Имеются в виду первосвященники, книжники и фарисеи, члены синедриона, вынесшие невинному Христу смертный приговор и отстоявшие этот приговор перед римским прокуратором. Накануне иудейской пасхи, 6 апреля, Иисус Христос вместе с двумя разбойниками был отведён на гору Голгофу и распят на кресте. . Глазёнки его наливались слезами, и он часто говаривал, сжимая кулаки: «Эх, не было меня тогда там, я бы показал им!» И ночью, оставшись одни в опочивальне, мы втроём разрабатывали планы спасения Христа. Особенно Ники ненавидел Пилата, который мог спасти Его и не спас [79] Смертный приговор, вынесенный первосвященниками, утверждался Понтием Пилатом, римским прокуратором и правителем Палестины, который старался уклониться от суда над Христом и трижды защищал невиновность Иисуса. Под давлением выкриков первосвященников: «Кровь его на нас и на детях наших» и из опасения лишиться должности Пилат, умыв руки перед народом («неповинен я в крови праведника сего»), в конце концов предал его в руки разъярённой толпы на распятие. . Помню, я уже задремал, когда к моей постельке подошёл Ники и, плача, скорбно сказал:

– Мне жалко, жалко Боженьку. За что они Его так больно?

Подскочил и Жоржик, и тоже с вопросом:

– Правда, за что?

И до, сих пор я не могу забыть его больших возбуждённых глаз.

Время до воскресения дети переживали необычайно остро. Всё время они приставали к маме с вопросами:

– Боженька уже живой, Диди? Ну скажите, Диди, что он уже живой. Он уже ворочается в своей могилке?

– Нет, нет. Он ещё мёртвый, Боженька.

И Ники начинал капризно тянуть:

– Диди… Не хочу, чтобы мёртвый. Хочу, чтобы живой…

– А вот подожди. Батюшка отвалит крышку гроба, запоёт: «Христос воскрес» – тогда и воскреснет Боженька…

– И расточатся врази Его? – тщательно выговаривал Ники непонятные, но твёрдо заученные слова.

– И расточатся врази Его, – подтверждала мать.

– Я хочу, чтобы батюшка сейчас сказал: «Христос воскрес»… Вы думаете, хорошо Ему там, во гробе? Хочу, чтобы батюшка сейчас сказал… – тянул капризно Ники, надувая губы.

– А этого нельзя. Батюшка тебя не послушается.

– А если папа скажет? Он – великий князь.

– И великого князя не послушает.

Ники задумывался и, сделав глубокую паузу, робко спрашивал:

– А дедушку послушается?

– Во-первых, дедушка этого не прикажет.

– А если я его попрошу?

– И тебя дедушка не послушается.

– Но ведь я же его любимый внук? Он сам говорил.

– Нет, я – его любимый внук, – вдруг, надувшись, басом говорил Жоржик. – Он мне тоже говорил.

Ники моментально смирялся: он никогда и ни в чём не противоречил Жоржику. И только много спустя говорил в задумчивости:

– Приедет дедушка, спросим.

На самом же деле любимицей императора Александра Второго была маленькая Ксения. Приезжая во дворец, император не спускал её с колен, тетёшкал и называл «моя красноносенькая красавица».

Несмотря на все недостатки воспитания, слишком оторванного от земли, – теперь, с горы времён, мне это видно, – несмотря на оторванность от живой жизни, дети оставались детьми и ничто детское им не было чуждо. Привозились самые занятные, самые драгоценные игрушки, сделанные в России и за границей, но всё это занимало их внимание только какой-то первый момент. Иное дело выстроить из песку домик для дедушки или из снегу – крепость для защиты России, – это было своё, это было драгоценно. Каждый день летом подавалось мороженое, сделанное по драгоценным рецептам. Это имело успех, но что это было в сравнении с тем мороженым, которое мы сами делали из песку с водой? Продавцом этого мороженого был всегда, к нашей глубокой зависти, Жоржик. У него была какая-то ложка, сделанная из битой бутылки, и эта ложка, сделанная нами самими, хранилась под заветным деревом в саду, и была произнесена страшная клятва, чтобы никому, даже дедушке, не выдавать её местопребывания.