Ахмед Боков - Сыновья Беки

Эсет стояла растерянная. Она давно знала, что придет этот злосчастный миг, боялась его и в тайне души надеялась, что свершится чудо и Хусен вдруг останется. Но чуда не было. И вот он уходит. Что сказать ему? У нее нет других слов, кроме тех, что беззвучно шепчут губы: «Не уходи, постой еще!» Но глаза говорят куда больше. Говорят и такое, чего Хусен еще не умеет прочитать в их синей глубине.

Кайпе кажется, что время плетется, как старый бык. Не сосчитать, сколько раз за день она выходит за ворота – ждет сыновей. Можно подумать, получила известие об их возвращении. А длинные зимние ночи Кайпа проводит почти без сна. Перебирая четки Беки, все просит всевышнего, чтобы вернул ее мальчиков домой.

Много прошло таких дней и^ночей. Потом ночи стали короткими и снова длинными, а Кайпа все ждала.

За это долгое время ни один, ни другой не прислали весточки. И бедная мать не знала, что же с ними и где они. Живы ли.

И тут случилось невероятное. Однажды ранним утром в дом Кайпы вдруг ворвались казаки.

– Где твой сын? – был их первый вопрос.

– Вот мой сын, – показала удивленная Кайпа на сидящего в постели испуганного Султана.

– Ты что, шутить вздумала? – крикнул один из казаков.

Бывший с ними сельский писарь попробовал объяснить Кайпе:

– Эти люди из моздокской полиции…

– Зачем они пришли? – гневно спросила Кайпа. – Я сижу в этих четырех стенах, придавленная горем! Что им от меня еще надо?

– Не кричи, женщина. Будь спокойней. Они только хотят узнать, где твой сын. Не этот, другой…

– Другой? Ты разве не знаешь, что оба других моих сына на войне?

– Знать-то знаю. Да… понимаешь, говорят, один сбежал.

– Что?! Сбежал?! – выговорила она с трудом. – Где же он тогда, если сбежал?

– Об этом тебя и спрашивают.

Казаки уже перевернули весь дом. Потрясенная Кайпа даже не замечала, что они делают…

Полицейские, убедившись, что в доме нет того, кого они ищут, и поняв, что мать ничего не знает о сыне, скоро ушли. И хотя Кайпе не сказали, кого из сыновей ищут, она ни на минуту не усомнилась, что это, конечно, Хасан сбежал. «Да, но где он? – мучилась в догадках мать. – И почему сбежал? Не иначе как с ним беда!..»

Давно уже прошло время вечернего намаза. Кайпа сидела в задумчивости и мысленно просила бога, пророка и устаза [55]пощадить ее сына. В дверь вдруг тихо постучали. Кайпа встрепенулась.

– Кто там?

Напуганная утренним нашествием казаков, Кайпа боялась открывать.

– Это я, нани, – услыхала она хриплый шепот и рванулась к двери.

– Ва дяла! – вскрикнула Кайпа. – Да это же мой мальчик, а я спрашиваю, кто там! Ну, иди-ка на свет! Дай я посмотрю на тебя! – От радости она говорила без умолку. Увидев даже при слабом свете, какие у него впалые щеки и как заострился нос, опять бросилась обнимать его. – Вот ты какой стал! Нет! Больше я никуда не пущу тебя!

– Шш, тише, пани…

– Почему тише? В чем дело, ты тоже сбежал? Вы что, сговорились?

– А кто еще сбежал? Хасан? – вырвалось вдруг у Хусена. – Где он?

– Хасан! Конечно, Хасан! Откуда мне знать, где он! Не зпаю, и жив ли, – Кайпа всхлипнула. – Сегодня с обыском приходили. А ты тоже, выходит, сбежал? И тебя теперь будут искать?

Кайпе бы радоваться, что наконец видит хоть одного своего сына, а у нее горе и тревога.

Она вышла и скоро вернулась, неся в руках курицу.

– На, зарежь!

– Зачем сейчас, нани? Ночь ведь! Утром зарежем.

– Что будет утром, никто не знает. Может, опять казаки придут!

Хусен вышел и через минуту вернулся с прирезанной курицей.

– Нет, сынок, нельзя тебе здесь оставаться. Пойдешь в Ачалуки, к дяци. – Кайпа вздохнула. – Теперь и ты будешь жить жизнью абрека! Видно, так мне на роду написано, вечно гнуться под тяжестью горя и сидеть здесь одной, не зная, где вы и что с вами…

Хусен все молчал. Что он может сказать, если мать права? Она немало поплакала из-за них. А он… Виноват ли он? Насильно угнали на войну. И вернулся он тоже не потому, что был трусом. Все произошло не по его вине. Хусен никогда не забудет тот страшный день…

…Это было на далекой турецкой земле. Чтобы добраться оттуда до границы, надо было идти не меньше суток.

В этот день Хусена послали возить камень. Строили не то жилье для солдат, не то укрепления. Для них и возили камень, возили издалека. За короткий зимний день Хусен успевал сделать только две ездки. До обеда он уже съездил раз и ехал во второй. Погода начала портиться. На землю опустился густой туман. Стало пасмурно и темно.

Хусен восседал на одной из двух закрепленных за ним арб и тихо напевал под нос. Настроение было явно хорошим. Иногда его посылают за продуктами и тогда обязательно дают в сопровождающие какого-нибудь солдата. Такие поездки Хусен не любил. То ли дело одному. Солдаты вечно не дают покоя, заставляют подстегивать коней, а часто выхватывают вожжи и до того загоняют бедную скотину, что у Хусена вся душа изболится. Он жалеет лошадей, холит, как своих собственных, а солдатам что? Им на них не ездить.

Хусен иногда даже надеется, что вдруг да возьмут и отдадут ему после войны этих коней – за хороший уход. Вот и сейчас едет он, а сам думает все о том же. Продали бы они свою старую клячу и на вырученные деньги купили корову. И кукурузы посеяли бы видимо-невидимо. Одним словом, и вспашут, и в лес съездят, когда надо. С такой лошадью никакому делу не будет помехи.

Едет Хусен, думает свою думу и не замечает, что в тумане уже не видно впереди арбы его односельчанина Алайга. Хусен все обдумал, только не решил, какую же из лошадей взять, когда, наконец оторвавшись от своих мыслей, оглянулся, а второй лошади-то, что была привязана сзади, и нет. Нет и арбы, в которую она была впряжена.

В глазах у Хусена потемнело.

«Э! Где же они? Неужто я плохо привязал лошадь?»

Он соскочил с арбы и кинулся в лощину, откуда только что не без труда выбрался. Побегал, покрутился: лошади нигде нет, арба стоит, глядя оглоблями в небо. Вернулся на дорогу. Но что такое? И эта арба без лошади! Тут Хусен понял: за ним следили и, пока он, как чучело, сидел и мечтал, кто-то подкрался и отвязал коня. А теперь вот и второго увели…

Хусен застонал и кулаками ударил по арбе…

Долго стоял он и беззвучно плакал, потом очнулся и побежал в сторону казармы.

Из тумана вдруг возникла арба. Это был Алайг.

– Что с тобой, Хусен? – удивленно спросил он. – А где твои арбы?

Хусен, не отвечая, побежал дальше.

– Куда ты? – крикнул Алайг.

– Надо доложить о пропаже!

– Подожди, расскажи толком, что случилось, – остановил его Алайг. А выслушав Хусена, покачал головой: – Ну как же ты недосмотрел! Сейчас по дорогам рыщут тысячи голодных людей: армян, турок. Война многих разорила. Они все теперь как волки, только и смотрят, чем бы поживиться. И не делай глупости, не говори никому. Тебе же достанется.