Ахмед Боков - Сыновья Беки

Хасан перечислил все известные ему названия ингушских сел. И наконец, когда с губ его слетело слово Ахлой-Юрт – название соседнего кабардинского села, кабардинец закивал головой и показал Хасану, куда ему идти.

Было около полуночи, когда Хасан вошел в Сагопши. Лучше не придумаешь: по крайней мере никто не остановит с расспросами и скорей попадешь домой.

Плетень, заменявший ворота, открыт настежь. И в такой поздний час, как ни странно, горит свет. Уж не его ли ждут? Но нет, где им знать о возвращении Хасана.

Чем ближе к дому, тем яснее он слышал плач женщин. И это встревожило Хасана, Войдя в дом, он услышал в сенцах и мужской голос:

– Перестаньте, женщины. От плача вашего он не оживет и домой не придет.

Хасан узнал: говорил Мурад – двоюродный брат отца. А вот и он сам.

– Остопирулла! – воскликнул Мурад да так и застыл на месте, увидев Хасана. На губах еще висели слова молитвы, но язык словно прилип к нижним зубам, и родич остался стоять с открытым ртом. – Ты человек или шайтан? – проговорил он наконец.

– Я-то человек, но почему здесь плачут? – спросил Хасан.

В душе он весь сжался от страха услышать что-нибудь тяжелое о матери и братьях.

– Почему здесь плачут, Мурад? – громко повторил Хасан.

Не успел тот ответить, как в сенях появилась Кайпа. Увидев сына, она закричала:

– Хасан! Мальчик мой! – и с распростертыми руками пошла ему навстречу, но, сделав буквально один шаг, покачнулась, как при сильном ветре, и упала, Хасан едва успел подхватить ее на руки.

Сбежались женщины…

– Нани, нани! Открой глаза, это же я! – все повторял Хасан, положив голову Кайпы себе на колени.

– Нани-и, – плакал Султан, подперев кулачками подбородок.

Хасан и сам готов был расплакаться.

– Нани! Ва, нани! Ну, очнись! – Он испуганно озирался кругом и терялся в догадках. – Да что здесь случилось в конце-то концов? – крикнул он.

– Что случилось? – махнул на него рукой Мурад. – Из-за тебя все.

Не понимая его, Хасан удивленно пожал плечами.

– Да-да, – сказал Мурад. – Весь сыр-бор из-за тебя. Сообщили, будто ты убит в Прохладной…

Чем дальше удалялись они от села, тем спокойнее становилась Эсет. Теперь бедняжка уже не жалась к Хусену, как испуганная лань. Хусен приметил это, порадовался за нее. Не знал он только, что спина и грудь у Эсет болят так, словно ее долго били чем-то тупым. Она впервые в жизни сидит на коне, и понятно, что ей трудно, но о том, чтобы пожаловаться Хусену, она и не думает: еще, чего доброго, остановит коня и тогда погоня настигнет их. Нет уж, Эсет мужественно перенесет любую боль, лишь бы остаться с Хусеном. Только об этом молит она в душе. Постоянно чувствовать рядом любимого, слышать его голос – вот высшее счастье для Эсет, и ради этого она готова на все.

Едут они уже долго, но Эсет не спрашивает, куда везет ее Хусен. Не спрашивает потому, что знает: куда бы ни вез, она уже на свободе, как птица, вырвавшаяся из клетки, и он, Хусен, рядом с пей.

– Ну вот ты и свободна, – словно прочитав ее мысли, сказал Хусен. – Скоро приедем в Ачалуки.

А что будет потом, Эсет тоже не спрашивает. Она счастлива. Она во власти Хусена.

Отяжелевшая черная бурка неба словно намокла, и из нее вдруг полились частые капли дождя, будто тысячи сильных рук стали выжимать эту бурку.

Уткнувшись головой в плечо Хусена, Эсет прикрыла глаза.

– Ты спишь, Эсет? – спросил Хусен.

– Нет. Просто немного устала.

– Ничего. Скоро отдохнешь. И отоспишься. Нам уже близко. Тетка у меня добрая, тебе у нее будет хорошо.

На спуск лошадь пошла быстрее. Дождь давно уже перешел в снег, и теперь все кругом было белым-бело. Почувствовав впереди село, лошадь ускорила шаг.

Тетка Хусена Сийбат и сын ее Керам с радостью приняли Эсет. Узнав, кто она, чья дочь, Сийбат всплеснула руками:

– Не может быть! У Кабират такая красивая дочь? Да продлит бог ее годы за то, что она вырастила такую голубку.

Но недолгой была радость хозяев. Как гаснет лампа, когда в ней кончается керосин, так погасли и улыбки на их лицах, когда они узнали все до конца.

Сийбат загоревала, стала громко вздыхать, хлопая себя ладонями по бокам.

Эсет очень удивилась такой перемене, но ни о чем не спрашивала, только изредка с недоумением и грустью смотрела на Хусена и будто корила: «А ты-то говорил, что она добрая». Хусен был спокойней. Он считал, что знает свою тетку, и твердо верил в то, что Эсет уже в безопасности.

– Как же мы теперь уладим это дело? – спросила Сийбат.

– Предоставим все на волю судьбы! – пожал плечами Хусен. – Я не мог не увезти ее. Через час-другой было бы поздно. Соси уже сегодня выдал бы Эсет замуж.

– Что ты говоришь? Значит, ты к тому же увез чужую невесту?

– Не то ты говоришь, нани, – вмешался в разговор Керам. – Ведь Хусен увез ее не из дома жениха.

– Это безразлично. Ты же знаешь, чем такое кончается?

– Что будет, то и будет! – отрезал Керам. – Если даже по нашему дому станут палить из пушки, и тогда мы никому не отдадим Эсет. Пока я жив, не отдам. Верь мне, брат, и не печалься! – Керам хлопнул по плечу Хусена, сидевшего с низко опущенной головой.

Эсет, хоть и была в другой комнате, весь разговор слышала. Последние слова Керама растрогали ее до слез.

– Не нужна нам лишняя ссора и вражда. Вот почему я и говорю так! – оправдывалась старуха.

– Ничего не поделаешь, от судьбы не уйдешь! – заключил Керам.

Сийбат и правда очень добрая. Она бы радовалась счастью Хусена, но бедная женщина и по сей день не может забыть безвинной гибели брата своего Беки. Вот и боится, как бы опять не случилась беда. Хусен и Керам по молодости об этом не думают.

Эсет хоть немного и успокоилась от слов Керама, но тетки она побаивалась. Ей все казалось, что та вот-вот войдет в комнату и скажет: «Сидела бы ты в своем доме – не знать бы нам горя».

С этой ночи Эсет становилась невесткой для родичей Хусена, а невестки, так уж заведено от века, любое слово родственников мужа готовы принять с обидой. Тем более в таком положении, в каком оказалась Эсет. Ей так-тяжело, а Сийбат, похоже, совсем и не думает о ее настроении. «Уж лучше бы мне на улице под снегом остаться, чем оказаться в твоем доме! – в сердцах подумала Эсет и не без обиды посетовала на Хусена. – Вот и он сидит, слушает ее и больше молчит, словно жалеет о совершенном. Только Керам за меня!»

– Люди пусть говорят, что хотят, – прервал молчание Керам, – только бы родители пошли на примирение!

– Нелегко будет договориться с Соси, – услышала Эсет голос старухи. – Я-то его хорошо знаю. С алчным человеком бедняку не поладить.

– Ну что ж, не пойдет на мировую, пусть объявляет вражду! – решительно заявил Керам.

– Вот этого-то я и боюсь!..

– Ради бога, не бойся, – махнул рукой Керам. – Неужели считаешь, что Соси отважится на месть? Что он сделал Дауду, который раздел его?