Юрий Мушкетик - Семен Палий

Авангард орды составляли ногайцы; они припали к лошадиным шеям, и их бараньи шапки скрывались в волнах развеянных по ветру грив.

В казачьем лагере царило тревожное молчание. Палий был уверен в своих людях: не впервые им встречаться с татарами. И хотя на сей раз надежды вырваться живыми было мало, внешне казаки оставались спокойными. Кое-кто даже пытался шутить. Но вот стихли и шутки. Тишину нарушал только топот татарских коней, от которого с вала осыпалась земля.

Пронзительное грозное «алла» прокатилось по степи и достигло окопов. В ответ поднялись над палисадом ряды ружей и мушкетов. Едва татары доскакали до вбитых в землю кольев, ударил залп. Передние всадники вместе с лошадьми полетели наземь: одни — сбитые пулями, другие — споткнувшись о колья. Лошади ломали ноги, бились на земле, давя воинов своими телами. Ряды татарской конницы смешались. Тем временем казаки успели снова зарядить ружья.

Теснимые задними рядами, татары снова кинулись вперед. Из-за палисада беспрерывно стреляли. Многие ордынцы перелетали через высокие изогнутые луки седел. Наконец татары не выдержали и повернули коней. Казаки прекратили стрельбу: надо было беречь порох. Но радости от того, что нападение отбито, в лагере не было: все знали — это только начало.

Солнце опустилось за горизонт.

Андрей Зеленский попросился с полусотней казаков на вылазку. В полночь перебрались через палисад. Сотник бесшумно полз по траве, держа направление по звездам. Ползти пришлось долго, болели натертые локти и колени, но подниматься боялись, чтобы не наткнуться ненароком на татарские сторожевые посты. Дорогу пересекала глубокая балка, казаки один за другим спустились туда.

Отдохнув немного, они бесшумно взобрались на противоположный склон. Зеленский выглянул и сразу сполз обратно. Прямо перед ним сидел татарин. Он зажал между коленями небольшой кожаный мешок, доставал оттуда пальцами тугой кенырь и отправлял небольшими кусочками в рот. Потом медленно сосал посапывая от удовольствия.

«Застал бы тебя за этим занятием сотенный, он бы показал, как в походе красть сыр», — почему-то подумал Зеленский и, дернув за руку казака, собиравшегося выглянуть из балки, тихонько пополз направо. Он выбрался из балки и стал подкрадываться к татарину. В двух шагах от часового он затаил дыхание и услышал, как тот чавкает, смакуя кенырь. Выждав, пока татарин, снова нагнувшись к мешку, стал набивать кенырем рот, Зеленский перепрыгнул через невысокий куст и навалился на часового. Татарин дернулся и повалился на мешок, из шеи у него струйкой забила кровь. Зеленский оттолкнул его, из мешка посыпался белый сочный сыр.

Сотник тихо свистнул. С ножами в зубах из балки вылезли казаки.

Татары спали под открытым небом, закутавшись в кошмы и подложив под голову седла. Ночь была теплая, кое-кто даже сбросил с себя кошмы. Казаки оставляли татар спящими навсегда в тех позах, в каких заставал их удар ножа. Беки и начальники отрядов спали в шатрах. У входов в шатры дремали аскеры. Казаки прорезали ножами задние стенки и забирались внутрь. Все шло хорошо, пока кто-то из казаков не ударил бека, который спал в кольчуге. Нож скользнул, скрежеща по металлическим кольцам, чуть оцарапав беку кожу. Тот громко закричал, казак прикончил его ударом ножа в лицо. Но татары проснулись, и в лагере поднялась тревога. Казаки отступали к балке; только четверо не вернулись: верно, заплутались и были зарублены.

На другой день ордынцы долго не появлялись перед окопами: ночные события несколько ошеломили их. Лишь в полдень снова пошли в наступление. На этот раз им удалось в нескольких местах прорваться к самым окопам. Бросая коней, они лезли на вал.

Казаки стреляли по ним в упор. Стреляли без перерыва: перед боем было выделено из каждой сотни по тридцать человек, которые только заряжали мушкеты, пистолеты и ружья.

Первая линия казаков уже взялась за сабли, а вторая все еще продолжала стрелять через их головы. Палий, без кунтуша, в одной малиновой рубахе, рубился в гуще сотни Зеленского. Вдруг он увидел, что в том месте, где солончак вплотную подходит к казацким шанцам, татары уже вылезли на вал. Казаки, яростно отбиваясь, отступали шаг за шагом.

Полковник соскочил с вала, немного отбежал назад к заросшей ивняком лощине и, сорвав левой рукой с головы шапку, взмахнул ею над головой. На вязе, что рос на откосе лощины, качнулась ветка, из травы поднялась резервная полусотня казаков. Палий, не оглядываясь, бросился к солончаку.

— Держись, хлопцы, подмога идет! — крикнул он на бегу. Два или три татарина, увидев «страшного» Палия, попятились. Но слева десятка полтора ордынцев с грозным криком «алла» устремилось к полковнику. Молнией сверкнула сабля в палиевой руке. Упал, разрубленный наискось, остролицый татарин, другой тяжело осел, на землю, схватившись обеими руками за пробитый клинком живот.

«Только не дать никому зайти сзади», — думал полковник.

С палисада взметнулся в воздухе аркан. Палий успел отшатнуться, полоснув саблей по предательской петле.

— Хлопцы, спасай батька! — послышался звонкий голос Дмитрия.

В эту минуту подоспела резервная полусотня. Густой стеной обступив Палия, выставив перед собой копья, казаки двинулись на татар. А еще через минуту враг был отброшен за вал. Татары в этот день еще раз попытались напасть, уже в пешем строю. Но, спешенные, они были совсем беспомощны и побежали после первого же залпа.

Снова наступил вечер. Кашевары сварили кулеш, но мало кто ел его. Усталые казаки валились наземь и засыпали. Лишь вокруг костра Палия собралась небольшая группа. Палий курил уже третью люльку. За день сотни значительно поредели, а что будет завтра? Было ясно: завтра — смерть.

— И где эта речка у чорта взялася? Хоть и прикрывает она нас сзади, однако лучше б ее совсем не было, — промолвил казак, перебрасывая с руки на руку уголек, чтобы раскурить люльку. — А не попробовать ли нам всем вместе вырваться на тот берег?

— Не видишь разве, какой там берег? Брод выше остался, а здесь на такую кручу с конем не выберешься. А хотя и выбрался бы, так куда денешься дальше? Татарские дозоры глаз не сводят. И мигнуть не успеешь, как среди степи порубают, — отозвался Цвиль.

— Погоди, погоди. А что, если водой? До утра успеем. Чорт с ними, с теми онучами, побросаем в воду. Как ты, Семен? На ту вон косу, что языком врезалась в воду, внизу, у самого поворота речки, — сказал Корней.

— Это дело. Поплывем тихо вместе с конями и вылезем вон на том перекате.

— У кого кони не приучены, надо морды обмотать хорошо, чтоб не ржали.

— Будите тихо людей, пусть режут очерет. Не надо ничего бросать. Вы же знаете, как татары переправляются: два добрых пучка очерета связал, положил на них все, что нужно, к коню крепко приторочил, чтоб вода не сорвала, и плывет все это вместе с тобой и с конем… Идите, не будем терять времени. Коней в воду заводить по течению. Я останусь с сотней Цвиля, прикроем переправу. Корней, пушки подальше от берега утопите…