Роберт Грейвз - Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 4. Жена господина Мильтона.

Джеймс рассказал нам случай, который он назвал «антипатическим бомбусом». Он прощался с аспирантом Королевского колледжа в Кембридже. Он должен был во время второго занятия читать в церкви послание Святого Павла Коринфянам, слова о милосердии. У него был очень звучный голос, и как только он начал говорить, сиденья в алтаре начали издавать какие-то странные звуки, арки завибрировали, балки застонали, пол заходил под ногами, а юный чтец был поражен и испуган. Он быстро перелистал страницы, решив, что этот шум был протестом против слов святого Павла, а к нему не относился, и начал читать рассказ о виноградниках, но снова поднялся страшный шум, и директор колледжа поднялся с места и воскликнул:

— Ради господа Бога, сэр, прекратите, иначе на нас рухнет крыша, и мы все погибнем!

Потом сэр Томас рассказал нам следующую историю об уже умершем кузене его отца, весьма привлекательном мужчине из Бристоля, приехав в другой город, он встретился с ирландкой потрясающей красоты. Они так сильно возненавидели друг друга, что им ничего не оставалось, как только пожениться и в таком состоянии постоянно мучить и обижать друг друга, поженились они через месяц.

Ричард спросил, как сложилась у них семейная жизнь? Сколько времени им удалось провести в обществе друг друга?..

— Шестьдесят три года, — ответил сэр Томас. — Они никогда не изменяли друг другу. Она не делала этого, потому что не желал с ним расставаться, чтобы ему не было хорошо в присутствии другой женщины. Он не изменял ей, так как знал, что каждая ночь, проведенная с ним в одной постели, была для нее несчастьем. Самое ужасное для них было то, что у них было много общего, и часто совпадали мнения. Эта парочка никогда не спорила о религии, или о моде, или по поводу управления хозяйством. Они всегда улыбались в присутствии другого и были спокойны, напоминая опытных дуэлянтов, или великих враждующих суверенов. Муж умер первым, а вдова сделалась неутешна при мысли, что ему удалось вырваться из ее рук, и последовала за ним через два дня. Их похоронили вместе, а их многочисленное потомство оплакивали их, как самую добропорядочную пару в Бристоле.

— Конечно, любовь и ненависть ходят под руку, — заметил Джеймс. — В особенности это заметно в лицах весьма чувственных. Я имею в виду, что невозможно сказать: было ли эхо в королевском колледже «симпатизирующим» или наоборот, стонали ли сиденья или крыша от радости или возмущались тем, как читал святое писание этот новый аспирант, а также невозможно разобраться в случае этой непримиримой парочки — была ли в их пламенной страсти любовь или ненависть.

— Хорошо сказано, Джеймс, — промолвила мать. Она к тому времени приняла парочку чарок медовухи, — потому что если не считать наши бессмертные души, мы такие же животные! Взгляните на скотный двор: когда петух Шантеклер начинает топтать курицу, и когда ласкает ли он ее, и когда долбит ей голову клювом. А наш кот Том, когда ухаживает за кошкой, какую песню ей поет? Это песня любви или ненависти? А как он ее царапает и кусает! Дочери мои, не смотрите так смущенно! Ева была моей пра-пра… бабушкой, она в таком же родстве с вами, а мужчины сначала ходили на четырех ногах, как и женщины. Неважно, кого вы возьмете себе в мужья, плоть есть плоть и согласно логике сэра Томаса симпатия равна антипатии, и вам следует помнить одно: у джентльмена должно быть состояние и не должно быть долгов и оспы. Джентльмен должен быть благородным, предпочитать удар шпаги удару кулака. И если он ложится в постель пьяным, тем лучше! Вам следует избегать разгульных младших сыновей и разжалованных капитанов. Обращаюсь к тебе, Зара!

В этот момент Зара строила глазки Муну, а я вся кипела от бешенства.

— Заруби себе на носу, если выйдешь за такого типа, то можешь когда-нибудь оказаться на чердаке где-нибудь в Вестминстере, больной и бедной, и свора сопливых детей будут тянуть тебя за юбки и вопить, чтобы ты им дала хлебушка! А твой муженек в этот момент будет пить в пивной за углом, проиграв твою серебряную ложку и кружевной передник.

Мун мило улыбнулся шуточке матушки, но сказал:

— Сударыня, вы не можете отказывать мне в симпатии к одному из ваших домочадцев. Может, я и разжалованный капитан, но мне обещано место в войсках, которые в скором времени поплывут в Ирландию. Кто знает, может быть, когда-нибудь я получу высокий чин и стану богатым человеком?

— Мой храбрый воин, вам придется подвергнуть испытаниям вашу симпатию! — воскликнул отец. — Сильно подумайте о ком-то или о чем-то, может здесь найдется девушка, симпатизирующая вам, и она подумает о том же.

— Дайте мне полминуты, чтобы сосредоточиться, — сказал Мун. — Итак, дамы, помогите мне, потому что я кое-что задумал. Скажите по очереди, о чем я думал.

Матушка, предположила, что он думает о болонских колбасках, моя кузина Арчдейл решила, что об ирландской гончей, сестра Зара — об иве, а сестра Анна — о белом облаке, и когда пришла моя очередь, слова вылетели у меня изо рта почти помимо моей воли.

— Это болт на церковной двери.

Мун был поражен, когда я произнесла эти слова, но сказал нарочито грустно, что ни одна из нас не угадала и что мы все были к нему антипатично настроены. Он сказал, что подумал о религиозной книге, которую его брат Ральф прислал ему во Фландрию. Он изучал книгу в Йорке несколько месяцев, она называлась «Четыре лучшие вещи», но он не помнил фамилии автора.

Мне хватило ума промолчать, но мое сердце сильно забилось. Я прекрасно знала, что автором книги был господин Болтон, и конечно, имя «Болтон» из его воображения было перенесено ко мне в голову, я прочитала ребус по поводу «болта» на церковной двери! Мун тоже все понял, потому что скрыл фамилию автора.

Разговор еще продолжался, матушка была весьма скабрезно настроена, сэр Томас — игриво, Мун был вежлив, отец — добродушен, Джеймс — весьма серьезен, Ричард — скушен, а потом мы перешли к десерту, который, как всегда осенью, был лучшим блюдом нашего ужина — винздорские груши, мушмула, яблоки из Гринхастинга, Кентский пеппин, греческие орехи, фундук, марципан, засахаренные айва и чернослив, приготовленные в виде фигурок людей и животных, и сладкие вина Греции и Португалии.

И вдруг задул ужасно холодный ветер с Запада — к нам прибежал помощник отца. Он извинился перед гостями, а когда отец спросил его, в чем дело, воскликнул:

— Ваша милость, с почтой из Лондона пришли неприятные новости, касающиеся Ирландии.

— Ирландия, — повторил отец. — Что за черт, какое отношение ко мне имеет Ирландия? У меня там нет ни денег, ни земель, ни родственников, только родственники моей матери, которых я никогда не видел. Что мне до Ирландии! Нет, сэр, если бы вы мне сказали, что что-то случилось в Уэльсе…