Норман Мейлер - Вечера в древности

Утром было легче. Маленькие царицы пели, расчесывая друг другу волосы. Они перерывали друг у друга сундуки, разыскивая одежду для обмена, играли со своими детьми, отдавали распоряжения своим слугам. Поскольку сами они не могли выходить, на рынок за припасами отправлялись их повара, которых по возвращении бранили за любой изъян в луковицах или мясе. В середине дня маленькие царицы вместе ели в одном или другом доме, обменивались подарками, состоявшими из фруктов и масла, затем украшали друг друга цветами и пели новые песни. Они занимались со своими ручными борзыми, кошками и птицами, рассказывали друг другу истории о своих семьях, учили своих детей именам Богов своих номов, и Богов разных планет, пяти органов чувств, и четырех ветров, и Богов разных часов дня и ночи. А в конце дня, проспав самую жару, маленькие царицы размышляли над книгами по магии или смешивали свои благовония. Они возносили молитвы, а некоторые шли в гости к другим маленьким царицам.

Бывало в сумерках они собирались у беседки и принимались ждать Усермаатра. По ночам, во время полнолунья, Он чаще всего приезжал именно в тот час, когда на Его Колесницу падал свет взошедшей луны, и Мененхетет наблюдал из башни над воротами, как впереди Усермаатра по улице бежали Царские Скороходы, потом, когда створки дверей распахивались, они падали на обочины и целовали каменных львов. Затем въезжал Он, оставляя позади два отряда Царской Охраны, Смотрителя Опахала, Знаменосца и копейщиков, и они в свою очередь кланялись свите из Принцев и знати, которые разворачивали свои колесницы и отправлялись по домам по улицам Фив, стоя рядом с возницами в почти полной темноте, а их тела сотрясались в такт стуку колес.

Теперь Он был внутри. Случалось, что о Его приезде знали все, в иные же ночи Его появление было неожиданностью для всех, кроме самых мудрых из маленьких цариц. Однако, когда Он оказывался в Садах, никто не мог определить Его настроения. Ему доставляло удовольствие напускать на Себя суровость, когда Ему бывало приятно, либо Он бывал очаровательным с маленькой царицей, а затем оставлял ее плачущей в своем покое на многие ночи. «Теперь уходи, — мог сказать Он, — твое дыхание нечисто».

Иногда, приехав рано, Он сидел у беседки и кормил Кадиму, когда та проплывала рядом, часто Он так и оставался на той лужайке, разговаривая то с одной маленькой царицей, то с другой далеко за полночь. Иной раз Он выбирал женщину и отправлялся в ее дом на остаток ночи лишь после того, как поднималась луна. Он мог выбрать до семи женщин, а случались праздничные ночи, когда Он веселился в обществе дважды по семь, однако в ночь, которая не отличалась от других, в обыкновение Усермаатра не входило появляться слишком поздно. Поэтому, когда Он не приезжал, маленькие царицы, с нетерпением ожидавшие Его, поскольку их Боги подали им благоприятный знак, теперь были вынуждены считать, что вмешались другие Боги, или, может, молитвы были вознесены недостаточно чистым голосом? Они взмахивали рукой, делая знак своему слуге, чтобы тот унес их золотые стулья, и, негодуя на выбранные благовония, которые также могли послужить причиной их неудачи, спускались к озеру и купались при луне, смывая ароматы своего поражения.

Были такие маленькие царицы, которые тщательно одевались каждую ночь и все же ни разу не удостоились разговора с Царем. Мененхетет понемногу понял, что они до некоторой степени становились похожими на побежденных воинов и не пытались вновь очаровать Царя на протяжении многих месяцев, но оставались в своих домах, учили детей и ожидали смены времени года. Если они терпели неудачу в Разлив, то зачастую ждали на протяжении всего времени Всходов и Жатвы до тех пор, пока поля вновь не становились голыми. Некоторые вообще не предпринимали второй попытки. Были и такие маленькие царицы, кто жил в Садах Уединенных по десять лет и ни разу не видел Его Великолепия — им было достаточно, если удавалось стать подружкой маленькой царицы, которая какое-то время была Его любимицей. Разумеется, избранницы менялись.

Однажды, во время засушливого времени года, много месяцев спустя после того, как Мененхетет стал Управляющим Дома Уединенных, Усермаатра прибыл в Сады ночью так поздно, что разочарованные женщины уже купались в озере. Он был пьян. Никогда еще Мененхетет не видел Его таким. «Я уже три дня пьян от колоби, — сказал Усермаатра, — а это самое крепкое питье в Египте». Здесь я открыл глаза достаточно, чтобы увидеть, как Птахнемхотеп кивнул, как будто напиток вошел в Его сознание со всеми своими огненными свойствами в тот же момент, когда он вошел и в мое. «На, выпей со Мной колоби», — сказал Усермаатра, войдя в Ворота, а Мененхетет поклонился и сказал: «Нет выше чести», — и отхлебнул из поданной ему золотой чаши. Усермаатра спросил: «Что, тяжело проглотить колоби? — Когда Мененхетет не ответил, Он сказал: — То, что Я говорю — дурно пахнет? Пей!»

В эту ночь Усермаатра спустился к озеру. Он не бывал в этом месте все то время, что провел в Садах Мененхетет, и потому удивил нескольких маленьких цариц, купавшихся в лунном свете. На самом деле они резвились перед евнухами, которые ожидали на берегу, держа в руках их одежды. Теперь раздались визг и крики и плеск купальщиц, которые пытаются спрятаться. Усермаатра смеялся так долго, что в воздухе запахло выпитым Им пивом.

«Выходите из воды и развлеките Меня, — сказал Он. — Пора бы уже наиграться».

И вот они появились, и некоторые были прекраснее в лунном свете, чем могли бы показаться при свете солнца. Кто-то дрожал. А некоторые самые скромные из маленьких цариц не были рядом с Усермаатра очень давно. Одной из женщин, Хекет, получившей свое имя от Богини Лягушек, случалось бывать Его избранницей, а другая, толстая, Медовый-Шарик, ходила даже в любимицах, покуда ей не отрезали пальчик. Теперь она поклонилась Ему, но с таким блеском в глазах, что даже в ночной тьме ее белки сверкнули ярче отбеленной ткани. Хотя Медовый-Шарик была очень толстой, двигалась она так, будто среди всех маленьких цариц занимала самое высокое положение, а в тот момент выглядела не толстой, но величественной. Ее бедра напоминали зад лошади.

Наконец все они вышли из воды, а их евнухи придвинули золотые стулья, чтобы они сели полукругом вокруг Усермаатра, а Он спросил: «Кто выпьет со Мной колоби?» И изо всех них протянула руку лишь Медовый-Шарик. Он подал ей чашу, она отпила и вернула чашу обратно, и Мененхетет налил Фараону еще колоби.

«Расскажите Мне истории, — сказал Усермаатра, — Я пил этот египетский напиток три дня, и лучше бы глотал кровь мертвеца. Каждое утро Я просыпался, чувствуя в Своей голове удар, нанесенный призраком, но Я не знаю, что это за призрак, хотя и могу поклясться, что он — хетт, правда, Мени? Хетты носят топоры. — Тут Он прочистил горло и продолжал: — Однажды в горах Ливана Я пришел в долину, которая пересекала другую долину, а в центре той долины стоял холм. С этого холма текло четыре ручья. Ну вот, Я рассказал вам историю. Теперь вы расскажите Мне историю».