Иван Фирсов - Морская сила(Гангутское сражение)

Того же числа, кой час оная баталия окончилась, без всякого медления, г. генерал-адмирал учинил сиг­нал идти со всеми судами к Гангуту, дабы непри­ятель не мог в том месте флотом своим заступить…Ночевали близ Гангута, где наш был караул, кудаи завоеванные суда все приведены… Послан указ ка­питан-командору Сиверсу, чтобы со всеми оставши­мися судами в Твермине и с людьми и с провиантом шел к кирке Экенес и прамы и шняву с собой взял, да­бы неприятель флотом своим не отрезал».

Понапрасну опасался генерал-адмирал своего шведского собрата Ватранга. Поздним вечером, при свете фонаря, заканчивал он печальное послание королю о происшедших событиях.

Вручив письмо капитану «Вердена», Ватранг, сде­лав другие распоряжения, не мог заснуть и принялся излагать невеселые события минувшего дня. «На 4-йсклянке «собачьей вахты» «Верден» снялся. Но я от­правил лейтенанта Эльгенгольма с письмом к рус­скому генерал-адмиралу Апраксину с просьбой сооб­щить мне о судьбе нашего блокшифа и галер, и если таковые перешли во владение царя, то я просил об об­мене шаутбенахта Эреншилъда и капитана Сунда на взятых ныне с галеры «Конфай» в плен русских».

Не принес облегчения Ватрангу и следующий день.

«Среда, 28-го числа. Полный штиль. Из Кимотона шверботе прибыл лейтенант, чтобы справиться

о положении вещей здесь, у нас, причем он не имел нималейших сведений о том, что случилось с галерами;вчерашнюю стрельбу они тоже слышали, но из этого ничего определенного не могли заключить. Я его не­медленно опять отправил обратно с письмом к ша-утбенахту Таубе с изложением положения вещей и моим мнением о том, что шаутбенахту при этих обстоятельствах следовало бы предпринять. Утром вернулся посланный мною лейтенант, однако без от-, вета на мое письмо или сообщения, что они приняли русские письма и отправленные для шаутбенахта вещи… Лейтенант донес, что шаутбенахт жив и ра­нен в левую руку, а равно, что блокшиф и галеры вче­ра после тяжелого боя были взяты неприятелем и что он их видел у русских. О других же офицерах он не мог получить никаких сведений, а равно, как выше упомянуто, русские также не хотели принять по­сланные для шаутбенахта и капитана Сунда вещи. Но изъявили согласие по получении ими верных сведе­ний об убитых и пленных сообщить мне таковые. Эти сведения затем и были сообщены, из коих выяс­нилось, что четыре обер-офицера были убиты…»

Удрученные Ватранг и Лилье на следующий день покинули Гангут. А где же некогда заносчивый и са­монадеянный четвертый шаутбенахт, Таубе? Едва за­слышав о случившемся в Рилакс-фиорде, не дожида­ясь распоряжения старшего флагмана, он попросту сбежал от Аландских островов, уведомив об этом Ват-ранга: «Должен всепокорнейше высказать, что для предупреждения обычной коварности нашего врагаи его быстрого движения вперед было бы, целесообраз­но обосновать свои позиции на шведской сторонеблиз Фурузунда… Предполагаю, что вы, по всей веро­ятности, не будете иметь ничего против, если я припервом благоприятном ветре уйду отсюда, тем бо­лее, что жители всей этой местности уже бежали».

Печаль и уныние царили в стане поверженного не­приятеля. Чем-то напоминало это состояние шведов в дни минувшие, после позорного поражения под Полтавой. Те же хвалебность и неколебимая уверен­ность в своем превосходстве над русскими моряками в начале кампании. Полная растерянность и необъяс­нимый страх после первого же сражения.

Как и подобает, сердце русских моряков перепол^ нила радость заслуженной победы. Выразителем об­щего ликования стал Петр. С юных лет одержимый страстью к морскому делу, он, не откладывая, делит­ся значимостью происшедшего исторического собы­тия с россиянами. Минул всего день, и в новую столи­цу с первой реляцией о виктории спешил капитан-по­ручик Захар Мишуков. «Из флота от Гангу та 1714года, июля 29, коим образом Всемогущий Господь Бог Россию прославить изволил, ибо по многодарован-ным победам на земле ныне и на море венчати благо­волил, ибо сего месяца в 27 день шведского шаутбе-нахта Нилъсона Эреншильда с одним фрегатом, ше­стью галерами и двумя шхерботами, по многом и зе­ло жестоком огне у Гангута, близ урочища Рилакс-фиорд взяли; правда, как у нас в сию войну, так и у алиртов38 с Францией много не только генералов, но и фельдмаршалов брано, а флагмана не единого, и токо с сею, мню, николи у нас не бывавшею, викто-риею вас поздравляем, а сколько с помянутым шаут-бенахтом взято офицеров, матросов и солдат и про­чего, також что наших убито и ранено, тому при сем посылаем реестр и реляцию купно с планом, ко­торый извольте немедленно напечатать и с сим по­сланным довольное число отправить к Москве и по губерниям, о чем он сам скажет».

Собственноручно сочиняя реляцию о победном ис­ходе сражения, Петр спешил поделиться радостными чувствами с россиянами. Лапотная Русь еще только продирала очи от вековой спячки. Неведомы были люду, не только простому, но и многим именитым фа­милиям, цели прежних царских потех на воде.

Но вот теперь царь оповещал о виктории на мало­знакомом для народа заливе Балтики Финикусе над грозным соперником.

Петр, перед глазами которого и под его началом развернулась битва на воде, упивался радостью вдвойне от одержанной победы и пленения шведского флагмана, равного себе по воинскому званию.

На памяти царя, не раз побывавшего за пределами России, такого в Европе не бывало.

В прошлом веке морская сила Швеции выступала в союзе с английским флотом. Шведские эскадры дер­жали в кулаке всю торговлю на Балтике. Пленяли со­юзные державы — алирты — и генералов, и фельдмар­шалов, но флагманов ни разу. И вот русским морякам, первым в Европе, сдался в бою шведский адмирал…

Первая победная реляция ушла в Петербург, а га­лерный флот залечивал раны, полученные в сраже­нии, приводил в порядок суда, на ближайший остров свозили тела погибших воинов, переправляли ране­ных в Твермине.

Наконец от Сиверса прибыл курьер к генерал-ад­миралу:

— Неприятельская эскадра покинула рейд у Гангута.

Сидевший рядом Петр велел курьера задержать:

— Нынче же, Федор Матвеевич, съеду на Гангут с генералами. Надобно у Гангута крепость соорудить на берегу надежную. Отныне сие место нашей кро­вушкой окроплено и навечно будет нашенским.

— Мнится, Ватранг на это место более не поль­стится. Тревожит, куда он подевался? Не к Ревелю ли направился? — с некоторым беспокойством спросил Апраксин.

Петр на этот раз не раздумывал:

— Там Лилье хвостом крутил и отскочил. Навряд ли Ватранг по его следам двинется.

— Дай-то Бог, Петр Лексеич. В таком случае и нам не грешно отпраздновать помаленьку викторию. Вой наши морские живота не берегли, сам видел.