Геннадий Ананьев - Риск.Молодинская битва.
- Название:Риск.Молодинская битва.
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Геннадий Ананьев - Риск.Молодинская битва. краткое содержание
Новый исторический роман современного писателя Г. Ананьева посвящен событиям, происходившим на Руси в середине XVI века.
Центральное занимает описание знаменитой Молодинской битвы, когда в 1572 г . русская армия под руководством князя Михаила Воротынского разгромила вдвое превосходившее крымско-турецкое войско.
Риск.Молодинская битва. - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
—Погодим.
—Воля твоя, государь. Только не припоздниться бы.
—Не дави. Сказал — повременим, стало быть, иначе не будет. Тебе же наказ строгий: в оба гляди за князем. Особенно же за его боярами. Через них, если он черное что в сердце имеет, действует. А слуге его ближнему, твоему человеку, как его?..
—Фрол Фролов.
—Фролу этому самому скажи: близко его дворянство. Я извещу тебя, когда настанет время представить мне полный донос. И вот еще… Не князь Михаил Воротынский сечу выиграл, а князь Андрей Хованский. Не опричный бы мой полк да не наемные рыцари Фаренсбаха, сидел бы сей
час Девлетка в Кремле моем. Сегодня же об этом чтоб весь Государев Двор знал. А дальше, думаю, не наша забота: побежит молва по своим дорожкам без удержу.
—Пособить ей можно будет.
—Пособи.
—А еще важно, кто ханский стяг подрубил. Опричники, повел которых Богдан Вельский, молодой воевода да, похоже, из ранних.
—Вот-вот. Подумай, как ловчее сделать, чтоб об этом не только все узнали, но и заговорили.
— Пусть Богдан Вельский на почестном пиру ханский стяг к твоим ногам швырнет, аки тряпку.
— Дело! А я его усажу за свой стол по левую руку. О полке опричном и такое слово: во все, мол, дырки совал опричников, чтоб сгубить полк, только не удалась ему гнусность эта — полк из всех сражений выходил победителем. И у Молодей лишь стойкость немцев-витязей да храбрость опричников принудили главного воеводу пустить в сечу Большой полк и все остальные полки.
— Понял я, государь. Благослови обо всем позаботиться.
— С Богом.
Нужда у царя в князе Михаиле Воротынском отпала. Крымцев он разбил так, что десяток, а то и более лет не сумеют они ополчиться для большого похода. Ни людей, ни денег не достанет. Даже если Польша с Литвой и Турция будут помогать. Надолго успокоятся южные окраины, а за это время укрепиться на них можно отменно, далеко продвинувшись в Дикое поле. Тем более что Приговор Думы есть, зачин князем Михаилом Воротынским сделан знатный, дальше и без него дело пойдет. Пусть не как по маслу, но все едино — ходко. Найдутся добрые исполнители. Из тех, кто далек по крови от трона. Владимировичей же всех нужно — под корень. Всех до единого. А уж князя Михаила — во что бы то ни стало.
Вошел, низко склонившись, князь Андрей Вяземский:
— Время, мой государь, идти на пир. Вели переодеваться.
Начало почестного пира — обычное. Бояре, князья, дьяки и воеводы толпятся в сенях перед Большой трапезной палатой, пустомельствуя. Думали на свой манер о предстоящих жалованиях государя Ивана Васильевича на радостях от великой победы, надеялся каждый, что и ему хоть что-то перепадет.
А еще помалкивали о главном воеводе, удивляясь тому, что его нет среди них. Никак боярско-княжеские верховоды, особенно из перворядных, не могли взять в толк, что же случилось. Неужели герой-воевода попал в немилость? Если так, жди великих бедствий, которые могут затронуть каждого из приглашенных на пир. Обвинят в близости к опальному князю и — в руки Малюты Скуратова. Это пугало уже потому, что начались в Кремле пересуды, будто роль князя Михаила Воротынского в победе над крымской ратью вовсе никакая. Более вреда от него было, чем пользы. Странно такое слушать, но не станешь же возражать. Вдруг и в самом деле опален уже князь-воевода Иваном IV, царем Грозным?
— Заходи. Рассаживайся.
Вторичного приглашения не требуется. Все спешат на свои места, по роду-племени, дабы не припоздниться: очень серчает государь, если кто замешкается и не усядется за стол до его появления. И тут снова недоумение: за царевым столом, который стоит поперек длинного общего стола, на пару вершков от него отодвинутый, кроме малого трона — два стула. Который справа, он для князя Андрея Хованского, об этом всем уже известно, а вот для кого тот, что слева — тут недоумение у всех.
Входит царь. Все поднимаются поспешно, насколько позволяют праздничные тяжелые одежды, склоняют головы в высоких горлатных шапках. Ждут, когда Иван Васильевич — тоже в бархате, шитом золотом, серебром, жемчугом и самоцветами, — угнездится на своем троне.
А место слева от государя пустует. Не для Михаила ли Воротынского поставлен, хотя его самого и нет на пиру? Выказать, должно быть, уважение князю-воеводе, ближнему государеву слуге?
Дальше все узнаваемо: сейчас наполнят царю-батюшке кубок фряжским вином, и царь, подождав, пока наполнят кубки всем остальным, начнет по обычаю своему велеречиво и длинно глаголить.
Но что это? Не поднимает кубка государь. Похоже ждет он кого-то. Но кого?
Вот дверь в трапезную с шумом распахнулась, и порог переступил Богдан Вельский, волочит он за собой стяг крымского хана, вывалянный в грязи и конском навозе.
Швырнул с отвращением на лице стяг к ногам царя и произнес торжественно:
— Девлетка поганый собрался тебя, великий государь всей России, сделать рабом, но есть ли на свете сила, способная одолеть тебя?! Вот он — позор крымского хана. Верные тебе опричники, подрубив стяг, решили исход сечи в твою, государь, пользу!
— Того, кто подрубил стяг Девлетки, жалую дворянством. Всему Опричному полку по золотому рублю. Тебе, храбрый воевода, особый почет: место за моим столом по левую руку и шуба с моего плеча.
Знатно. Богдан Вельский, однако же, надеялся на боярский чин. Увы, только шуба. Благо, приклад к ней добротный. Земля с селами, жалованные дополнительно.
Иван Васильевич поднял кубок:
— За славных победителей Девлетки-разбойника!
Пошло и дальше не по проторенному: государь не произносил речей за каждым кубком, он лишь щедро жаловал, и действительно достойных: князей Хованского, Хворостинина, Репнина, воевод Коркодинова и Сугор-ского, но особенно Фаренсбаха, то есть тех из воевод хвалил, кого сам направлял в помощь Окской рати; еще щедро жаловал и великих угодников, едва ли причастных к славной победе.
Ни о князе Федоре Шереметеве, ни о князе Одоевском, ни о самом главном воеводе князе Воротынском — ни слова. Нет их на пиру, а на нет и суда нет.
Затянулся тот почестный пир, постепенно перерастая в скоморошеский загул. И оно бы, конечно, ладно, пусть на радостях пьет царь-государь в удовольствие свое, но беда-то в том, что под пьяную руку начал он новые казни, да такие, что и уму непостижимы: по его повелению сажали на колы, зашивали в медвежьи шкуры и травили псами, поджаривали, и государь Грозный, насладившись мучениями и кровью несчастных, вновь пил и скоморошничал.
Примолкла в ужасе знатная Москва. Уныло во дворцах. Робко. И вот в эту самую робость приехал князь Михаил Воротынский из владимирских лесов. Вдохновенно-радостный. Работа у посохи спорилась, обоз за обозом тянулись к местам сплавов, а плоты шли один за другим на юг. Отступили у князя на задний план все тревоги о возможном царском неудовольствии — радение простых людей, понимающих, что вершат они великое для России дело, передавалось князю, и все остальное, не касавшееся обустройства порубежья в Диком поле и на Волге, казалось Воротынскому мелким, суетным, не достойным того, чтобы придавать ему какое-то значение.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: