Геннадий Ананьев - Риск.Молодинская битва.

наутек со своими опричниками в Александровскую сло­боду, но даже и там не остался и ускакал еще дальше — в Вологду.

Главный же воевода не нашел ничего лучшего, как по­вернуть все полки к Москве, чтобы там встретить татар­ское войско и дать ему бой.

Расчет в общем-то был верный: пока крымцы перепра­вятся, полки успеют вернуться и занять оборону на вы­годном рубеже.

Они и в самом деле успели, но, как оказалось, собра­лись не на славный бой, а на бесславную гибель. И винов­ником ее стал главный воевода князь Иван Вельский. Он почему-то решил встретить крымские тумены не перед царственным градом, выбрав для этого ладное место, а в самой Москве.

На первый взгляд в этом, казалось бы, главный вое­вода был прав: втрое меньше русских войск, чем татар­ских, к тому же татарские ратники не мастаки вести бои на улицах, где каждый дом становится крепостью; но эта выгода стала бы выгодной, не будь Скородом, Бе­лый город да и многие дома Китай-города деревянны­ми. Вот этого-то и не взял в расчет князь Иван Василье­вич, и никто из воевод его не поправил. Все с готовнос­тью принялись распределять ратникам участки оборо­ны. Сам князь Вельский и второй воевода Большого полка Морозов встали на Варламовской улице. Это мес­то было выбрано потому, что здесь находился дворец главного воеводы, который он и постановил сделать сво­ей ставкой.

Князья Мстиславские и Шереметев с полком Правой руки изготовились к встрече крымцев на Якиманской; князь Владимир Воротынский и воевода Татев получили участок обороны на Таганском лугу против Крутиц; а оп­ричный дворянин Темкин с дружиной опричников рас­положился на Неглинной. И еще тысяча опричная, вое­водой которой стараниями Малюты был поставлен Бог­дан Вельский, встала на Ярославской дороге, чтобы при­крыть путь к Сергиевой лавре.

У русских полков в достатке было рушниц, пищалей (особенно много полевых, на колесах, что давало возмож­ность перемещать их в ходе боя) и огнезапаса к ним, так что не хлеб и соль ждали татар в Москве, а огненный смерч.

День целый полки отдыхали, набираясь сил и мужест­ва для кровавого пира. Тихим ясным утром в праздник Вознесения Господня Девлет-Гирей подступил к Москве. Остановился в нерешительности перед частоколом и ки-таями 216 , видя за ними множество стволов пушечных и рушниц, готовых к стрельбе. У хана не было с собою ни­чего, чтобы ответить огнем на огонь, только конница стремительная да стрелы меткие. Он не сомневался, что русские в конце концов будут уничтожены, но сколько они погубят славных крымских воинов. Вот он и посчи­тал, что нужно крепко подумать, стоит ли рисковать. Не лучше ли, постояв с частью туменов здесь, остальные от­править в окрестности Москвы разграбить и пожечь их, набрать побольше полона и уйти обратно, не потеряв ни одного воина.

И тут вновь, в самый нужный момент, заговорил Дивей-мурза:

— Главный город гяуров, мой повелитель, ляжет к ко­пытам вашего иноходца с очень малыми для нас потеря­ми, если вы пошлете две или три сотни отважных джиги­тов с огненными стрелами. Вам, мой хан, останется толь­ко смотреть из царского охотничьего дворца в Воробьеве, как горят в огне непослушные твои рабы.

— И мы сможем тогда послать многие тысячи карать огнем и саблей гяуров вправо и влево?

— Да, мой повелитель, поблизости много богатых се­лений и даже городов.

— Ты, как всегда, даешь разумный совет.

Девлет-Гирей не стал ожидать, когда смельчаки ки­нутся выполнять его приказ. Он со всей своей свитой и тысячей нукеров поскакал в село Воробьево, чтобы отту­да, с высокого берега Москвы-реки, лицезреть распаляю­щее его гордыню зрелище.

Пока Девлет-Гирей скакал в Воробьево, его меткие смельчаки, большая часть которых погибла от дроба руш-ниц, сделали все же свое черное дело, сухие крыши домов моментально запылали от впившихся в них горящих стрел. Вот уже дым зачернил небо, укутал солнце, факе­лами запылали дома, взметнувшиеся вихри понесли язы­ки пламени дальше и дальше от Скородома в Белый, а за­тем и в Китай-город. Ратники и горожане, смешавшись, метались среди горящих домов, ища спасения; многие ус­тремились к Кремлю, куда пожар не перекидывался, но все кремлевские ворота оказались наглухо закрытыми. Одно спасение: Москва-река, Яуза и Неглинка.

Давя друг друга, москвичи, ратники и бежавшие от нашествия пахари подмосковных сел устремились к во­де, где их поначалу встречали меткие татарские стрелы, но вскоре вороги перестали стрелять, считая это излиш­ним: очумевшие от жара люди бросались в воду, топя друг друга, образовывали целые завалы из человеческих тел, пытающихся вскарабкаться наверх и в итоге пого­ловно погибающих.

Взрывы пороха, в изрядном количестве приготовлен­ного для стрельбы из пушек и рушниц, довершили разру­шение города.

Вот в это самое время, когда Москва уже догорала, пе­редовой отряд князя Михаила Воротынского встретил татарскую сотню на подступах богатого села, жители ко­торого вовсе не ожидали никакого лиха. Сюда, почти на сотню верст к западу от Москвы, не долетела еще страш­ная весть о татарском походе. Дружинники Воротынско­го без особого труда, сделав засаду, расправились с тата­рами, и только нескольким басурманам удалось вырвать­ся живыми.

Князь Воротынский после этой встречи с крымцами велел поспешить, хотя и не изменил осторожности, уси­лив передовой отряд и выслав дополнительные дозоры. Он собирался через сутки подойти к Москве со стороны Воробьевых гор, чтобы, осмотревшись, в соответствии с обстановкой принять решение; но ускакавшие татарские ратники, опередив его намного, по дороге смогли преду­предить своих о появлении русской конницы, а один из них на самом крепком коне понесся что есть мочи в став­ку Девлет-Гирея.

Еще задолго до рассвета гонец подскакал к воротам Воробьевского дворца, осадил коня (тот рухнул замерт­во) и крикнул стражникам:

— Открывай! Сообщение хану: идет войско гяуров!

Пока стражники отворяли ворота, их начальник по­спешил к Дивей-мурзе. Нукеры уже прекрасно понима­ли, что хан делает только то, что советует ему этот мурза, хотя он и не является предводителем похода.

Дивей-мурза повелел немедленно привести приска­кавшего, и тот рассказал, как сотня, ворвавшись было в село, оказалась окруженной гяурами.

— Их было очень много! Сотник приказал нашей де­сятке вырваться из боя и дать знать о русских. Мы вы­полнили его приказ. Пробились, хотя и не все.

Никакого приказа сотника не было, но кривил душой воин, чтобы не быть обвиненным в трусости и за это не оказаться с переломанной спиной. Он смело ссылался на сотника, ибо видел сам, как тому шестопером размозжи­ло голову.

Дивей-мурза едва сдерживал радость, слушая воина.