Геннадий Ананьев - Риск.Молодинская битва.

— А ежели есть сомнение, будто вверх по воде гнать до Калуги не сподручно, — поддержал голову седокудрый мастер, — я тебе, князь, так скажу: с пользой то дело пойдет. К команде приглядеться, узнать, какова лодья в плавании, реку с ратным углядом осмотреть.

Что ж, вполне приемлемо. Действительно, можно кроме Коломны строить лодьи и дощаники в Кашире, в Серпухове, в той же Калуге. По паре штук, а то и по три поставят на воду, куда с добром. Пресечь татарам пере­правы не пресекут, но потопить не одну сотню сарацинов потопят. Но главное, пушки и припасы зельные на дно пускать. Крепкий тут урон можно сотворить ворогам.

А если еще триболы на версту перед переправами раз­бросать, тогда и коней знатно Девлет-Гирей потеряет.

Ударили по рукам с мастерами на три лодьи и на один дощаник, чтоб готовы были к Пасхе. Воевода дал слово, что с лесом, а если нужда выйдет, то и с подмастерьями, никакой задержки не станет, и Логинов тут же, не меш­кая, выехал в другие приокские города.

— Недели через три жди, князь. Поспрошаю к тому же у местных воевод, что они предложат, как татар встречать…

— Спрашивать — спрашивай, но о речном отряде не раззванивай. Не забывай, сколько в прошлом году пере­метнулось к Девлетке, когда он к Оке подошел.

— Как такое забыть.

Несколько дней с воеводой Коломны-крепости обгова­ривал Воротынский все вопросы, самолично вникая в каждую мелочь, связанную с ранним приемом рати, ис­подволь выпытывал и мнение воеводы, как лучше распо­рядиться полками, встречая крымцев. И хотя ничего ин­тересного от воеводы не услышал, от тех бесед польза все же была, под их влиянием у самого князя все отчетливей стал вырисовываться замысел, хотя и очень рискован­ный, но суливший в итоге победу. Пока были только за­думки, не обросшие конкретными деталями, но и это бо­дрило князя.

«Бить вдогон! Только так. Иначе — поражение!»

Поделиться своими мыслями, довериться полностью князь Воротынский позволил себе только с четверыми — дьяком Логиновым и своими боярами, послушать их, не возразят ли, и если нет, то сообща обмозговать несколь­ко возможных вариантов. Остальным же воеводам, даже первым всех пяти полков, счел возможным указывать только то, что их касается, не знакомя с общим замыс­лом до самого последнего дня, а может быть, до самого боя.

В общем, когда собрал Михаил Воротынский своих бо­яр и Логинова, вернувшегося с удачной, как тот доло­жил, поездки, князь уже вполне уверился в правильнос­ти своего замысла и готов был отстаивать его выгодность, оттого и начал твердо:

— Хочу бить Девлетку по чингисхановским наказам, только с еще большей хитростью.

— Воеводы речь! — с явным одобрением воспринял первые слова князя боярин Двужил.

А Логинов молвил со вздохом:

— Нужда заставит есть калачи.

— Верно, — согласился князь Михаил Воротын­ский, — Нужда изворачиваться заставляет. Одно я ска­жу: до Москвы Девлетку допускать нельзя. Да я и нежелаю задохнуться, как мышь трусливая, в погребе своего дворца.

Подождал, не скажет ли кто какого слова, но ближ­ние его советники промолчали, ибо не о том пока глагол князя, что можно обмозговывать, и тогда Михаил Воро­тынский продолжил, излагая теперь уже суть своего за­мысла.

— Стеной встречать крымцев на Оке не станем. Пусть его переправляется. Все одно помешать мы ему не в си­лах. А дальше так: на ту дорогу, по какой пойдут глав­ные силы, поставим полк Правой руки. Пусть поупирается чуток, но в большую сечу не ввязывается, поначалу попятится, будто под неудержимым нажимом татар, а затем и вовсе — пятки в руки. Вроде бы в Москву побе­жит полк. На самом же деле, оставив не более тысячи для огрызания на удобных холмах и на переправах, уйдет к краю крымцев и станет теснить их сбоку. Левая рука другой край татарский зажмет. Окажутся татары хоть и не в крепком, но все же в ощипе. Опричный полк начнет хвост татарский щипать. Да не так чтобы легонько, а со злостью. Девлетка наверняка не захочет иметь в тылу рать русскую и пошлет тумен-другой уничтожить наших ратников, только мы и тут не станем ввязываться в серь­езный бой, а тоже — в побег. Смысл в том, чтобы привес­ти преследователей к Большому полку. Вот тут мы их встретим.

Князь Михаил Воротынский предлагал такую же так­тику, вовсе не зная ее, какую применили ацтеки 231 про­тив конного отряда конкистадоров 232 , пытавшихся захва­тить их столицу. Цепь заслонов была поставлена на пути захватчиков, и каждый заслон не бился насмерть, а, по­сопротивлявшись, рассыпался вправо и влево, чтобы ча­стью сил выдвинуться вперед вновь встать на пути дви­жения конкистадоров, частью пополнить главные силы, каким предстояло отрезать путь отступления. Через ма­лое расстояние — новый заслон, тоже не жестоко сопро­тивлявшийся, лишь сходившийся в короткой сече. Эти стычки, хотя и победоносные для наступавших, изматы­вали их основательно, не давали ни часу покоя ни лю­дям, ни коням, к тому же разрежая отряд. Возникало у испанцев, ко всему прочему, и чувство беспокойства, чувство неуверенности, ибо не видели они конца засло­нам. Ацтеки как бы играли в дразнилки с малыми деть­ми. И вот когда конкистадоры окончательно убедились, что их мечта о захвате столицы ацтеков становится все более призрачной и что гораздо предпочтительней на сей раз уносить ноги к своим кораблям и, дождавшись под­моги из Испании, повторить поход, путь им заступила крупная ратная сила, готовая сражаться не жалея жиз­ней. Только жалкие остатки конкистадоров прорвались сквозь эту стену.

Для соратников князя Михаила Воротынского пред­ложенный им прием был нов и показался весьма заман­чивым, хотя и рискованным, требующим глубокого ос­мысления, точного расчета, в котором были бы предус­мотрены каждая мелочь, каждая деталь, ибо любая неу­чтенная мелочь, самая, казалось бы, незначительная, могла повернуть события не в пользу русской рати. Толь­ко боярин Николай Селезень, услышав предложенное князем, сразу же восторженно воскликнул:

— Здорово! Можно будет основательно вывернуть ску­лы тем тумеиам, какие попрут на Большой полк. Поуба­вится тогда прыти у Девлетки.

Николай Селезень никак не мог свыкнуться с мыс­лью, что теперь он боярин и должен хотя бы выглядеть степенным, рассудительным, оставался все тем же Ни-колкой, моментально воспламеняющимся, когда что-то ему ложилось на душу. Он не заметил даже, как посуро­вел Двужил, продолжал все так же восторженно:

— Если сарацинский хан не совсем безмозглый, по­вернет разбойников своих. Обязательно повернет! Вот тут — под дых ему! По мордасам!

— Не гопай, пока не перепрыгнешь, — не сдержался Двужил. — Кто кому мордасы начистит, Богу одному ве­домо. Пока же утихни, дай князю слово закончить.