Геннадий Ананьев - Риск. Молодинская битва

— Вызволим. Не учиним договор, если не отпустит пленных, — уверенно ответил Василий Иванович и перекрестился. — Упокой душу, Господи, невинно убиенных, павших от рук антихристов. — А после небольшой паузы заговорил взволнованно: — Рать соберу к зиме и по ледоставу пойду. Достанет извергов десница Господня. Круто поведу себя с послами Сагиба, пока полон не вызволю. Но и потом не попущу коварства лютого!

— Я думаю, не пошлет посла Сагиб-Гирей.

— Отчего?

— Хотел бы, со мной бы послал. Пустил меня так, чтобы не успел я к тебе, господин мой, быстро добраться. Незамышляет ли коварства какого?

— Ты еще молод и зелен. Вот так, вдруг не ополчишь рать большую. Нынче, считаю, ждать их не стоит. Ну, а если пойдут, то малым набегом. А у меня полки на берегу стоят. В Коломне, Кашире, Тарусе, Серпухове. Сейчас от Одоева и Велёва отгонят крымцев и снова встанут по своим станам. Если что, отобьют. Князь Вельский добрые вести шлет: нигде больше крымцев не видать, кроме как в верховьях Оки.

Отпустили сомнения Шаха-Али, покойней становилось у него на душе. Да и то прикинуть: молод он еще совсем, много ли житейской мудрости, еще легко поддается он стороннему влиянию, легко принимает чужие мысли за справедливые, основательно в них не вникая, не сопоставив с фактами и событиями.

Не научил его первый горький жизненный опыт, едва не стоивший ему головы. Трон потерян, впереди не видно просвета. Но молодость, она и есть — молодость. Посадил царь Василий Иванович его в свою карету, успокаивает, значит, не серчает. Плохо, конечно, что Касимовский удел не вернул, во дворец загородный гостем везет, но ничего — обойдется все, пожалует еще царь города и земли. Или Казань вернет.

Посветлело кислое бабье лицо отрока, и стал он рассказывать, как добирались они до Воротынца, и тот голод, который они претерпевали, та усталость, тот душевный разлад выглядели в его рассказе сущими пустяками.

Впрочем, трудности те и переживания с приездом в Воробьевский дворец вовсе стали забываться. Замелькали праздные дни, заполненные выездами на охоту да многочасовыми застольями, за которыми выбирались новые места для охоты, все дальше в дебри, все выше по Москве-реке. И ни разу не обеспокоился царь Василий Иванович, отчего князь Вельский не шлет никаких вестей. Ну, не шлет и не шлет. Все, стало быть, в порядке.

— Знатно завтра на разливах соколами промышлять станем. За сельцом Щукиным. Сегодня же и выедем. Путь туда не близок. Завтра если выезжать, на зорьку не поспеем. Проведем там несколько дней.

И в самом деле, верстах в трех от сельца Щукина — большущий затон с поймой. Полая вода [105] Полая вода — паводок, высокая от ливней или тая-нья снега вода, половодье. хоть и сошла, по овражкам и в низинках все еще поблескивали озерца. Любезные места для отдыха перелетных уток, гусей и даже лебедей. Правда, лебеди острова в затоне чаще облюбовывали. Цепочкой те острова тянутся чуть поодаль стремнины, как бы отгораживая затон мелколесной твердью от бурливых вод Москвы-реки. В бухточках этих островов и блаженствовали лебеди.

Охота на них особенно утешна. Тихо-тихо гребут гребцы. Уключины смочены, чтоб не скрипнули. Ближе и ближе первый остров. Василий Иванович встает, держа любимого своего сокола на руке. Рядом с государем — Шах-Али с тугим луком и еще пара лучников-меткачей.

Вот первый заливчик. Пусто. Второй, третий… И вдруг вспенилась вода, вспученная белоснежными красавцами. Самый раз пускать сокола. Удобно ему бить добычу на взлете.

А чуть повыше взлетят лебеди — стрелы им вдогонку. Дух захватывает, когда белая громадина тяжело плюхается в воду.

А на берегу уже кони ждут. Соколятников — добрая дюжина. Сам сокольничий с ними. У стремени нетерпеливо раздувают ноздри охотничьи собаки, натасканные на уток. И каждая приучена не хозяину добычу нести, а к копытам царева коня.

Солнце уже высоко взобралось на небо, когда луговая потеха утихомирилась. Началась трапеза, и тоже не минутная.

С толком любил потрапезовать великий князь царь Василий Иванович. И Шаху-Али это тоже — не в тягость. Он такой же чревоугодник, как и покровитель его.

Вот так и летели беспечные дни, не обремененные никакими заботами и тревогами. Не ведал царь, что творил. Да простит Господь его душу грешную.

А как люди? Простят ли они? Полилась уже кровь хлебопашцев, запылали деревни и села многострадальной серпуховской и подольской земель. Тумена два татар, не останавливаясь возле городов, даже не оставляя никаких сил для осады, неслись к Москве, грабя, хватая полон и все сжигая на своем пути.

А рать русская оказалась совсем не у дел. Татары прошли как раз через оставленные полками станы, шутя смяв малые заслоны на переправах. Серпухов обошли стороной, да так стремительно, что Большой полк, что находился у князя Вельского под рукой, не успел заступить путь захватчикам. Остальные же полки растянулись по дорогам к Воротынску, Белёву, Одоеву. Полку, посланному к Воротынску, все ничего оставалось пути, двум другим побольше немного, но всех остановили гонцы главного воеводы.

Приказ краток: всем идти на Серпухов. Для чего? Собираться в один кулак и двинуться вдогонку прорвавшимся через Оку крымцам.

Князей Андрея Старицкого и Ивана Воротынского даже не уведомил князь Дмитрий Вельский о своем решении. Зачем? Послал лишь гонца с известием, что крымцы переправились через Оку и идут на Москву. И все. И никакого приказа. Стало быть, стоять в Коломне. Как стояли.

Только князь Андрей по-своему повернул. Говорит Воротынскому:

— Городовых казаков и пушкарей оставим в Коломне, пешцев с тысячу, а с остальной ратью поспешим к Москве. Спасать ее нужно.

— Главный воевода не велел оставлять крепости, — возразил князь Иван. — А вдруг из Казани пойдут, тогда как? Мы бы тут рогами уперлись.

— А как Москву возьмут?! В Кремле засядут?! Иль здесь лежебоками оставаться, когда стольному граду гибель грозит?! Неужто, князь, труса празднуешь?

Гневом наполнилась душа князя Воротынского, кровь к лицу прихлынула, рука к мечу потянулась, но усилием воли сдержал он себя: не дерзнешь брату царя, не поднимешь на него руку. Но возразить возразил:

— Мы же не ведаем, со всеми своими туменами Магмет-Гирей через Оку переправился, вдруг не главные его силы прошли? Разведать бы, тогда уж и решать. Да и князь Вельский меры предпримет.

— Что — Вельский?! Молодо-зелено! Растянул по лесам все полки, теперь попробуй их спешно собрать. В Москве же ратников — кот наплакал. А ты, князь, разведывать предлагаешь, время зря терять. Доразведываемся, что падет Кремль и брата моего пленят. Как великого князя Василия. Иль запамятовали мы, какой выкуп пришлось платить за него? Золота и серебра многие пуды, мещерские земли, почитай, Касиму отдали, брату Улу-Мухаммеда, а сколько мурз казанских на кормление взяли! По сей день сидят они в городах. И Касимов не наш, данник Казани, если правде в глаза смотреть.