А. Сахаров (редактор) - Николай II (Том II)

Гучков на секунду задумался, ковырнул вилкой в поросёнке, но есть не стал, а продолжил свою речь:

– Конечно, вы все знаете, что не только в высшем свете Петербурга, но и вообще в столичных обществах царят бесстыдные распутство и эротика. Читающая публика заглатывает моментально всё, что хоть чуть-чуть сдобрено эротикой. Порнография, картинки художника Бердслея и всякие жиголо пользуются громаднейшим успехом… содомский грех в высшем свете Петербурга считается чуть ли не доблестью… – хмыкнул в бороду Гучков. – Поэтому я и предлагаю усилить нажим именно по этой линии на царицу и Гришку, – твёрдо, даже резко предложил Александр Иванович. – Мы уже добились большой победы и через Максима Горького сумели переправить в Норвегию расстригу Илиодора. Ему приказано писать книгу про Распутина и Александру Фёдоровну, куда он должен вставить все свои эротические фантазии. Пусть он больше пишет о половой распущенности «старца» и самой царицы… да хоть бы и о половом психозе! Истеричные дамочки в Петербурге будут только радоваться этим сплетням… Я вам скажу, сам «буревестник революции» недавно пустил слух о том, что отцом Цесаревича был не кто иной, как Гришка Распутин! Представляете, и все ему поверили, хотя известно, что Распутина подставила Царской Семье черногорка Милица в ноябре девятьсот пятого года, когда Наследнику Цесаревичу было уж год с лишком! А теперь Горький готов помочь расстриге и книгу написать, и устроить её за границей. Ну, а мы тут уж расстараемся и так поддадим жару, что Николашке с его немкой тошно станет! – продолжал распалять себя и слушателей Гучков.

Но не всем была по душе его столь бурная ненависть к царю и царице. Бесстрастный по-английски Коновалов только поднял вопросительно бровь, слушая излияния тёзки. Молодой и лощёный красавец Терещенко тоже оставался невозмутим, считая ниже своего достоинства реагировать на столь пылкие высказывания политика, который по своему положению должен обладать холодной головой.

Простодушный, в отличие от своего старшего брата Павла, Степан Рябушинский, которого за глаза называли Стёпкой и в грош не ставили, слушал откровения Гучкова с открытым ртом. Но неожиданно он прервал Александра Ивановича наивным вопросом:

– А вдруг Государь поймёт опасность дружбы с Гришкой, удалит его от себя и прикажет заточить в монастырь? Что тогда? Вся драка кончится?

Гучкову такой оборот событий, видимо, не приходил в голову. Он поджал губы и вопросительно оглядел собравшихся.

На помощь коллеге срочно пришёл Маклаков. Василий Алексеевич был также известен своей беззаветной храбростью в думских сражениях с правительством. Особую пикантность его громогласной оппозиции придавало то, что он был родным братом недавно назначенного министра внутренних дел и шефа жандармов Николая Алексеевича Маклакова, который по должности обязан был бороться с оппозицией, тем более такой, которая вынашивала революционные планы. Естественно, Василий Алексеевич черпал из общения с родным братом кое-какую деликатную информацию, которая в думских кругах ценилась особенно высоко и придавала авторитет депутату Маклакову.

– Нам нечего беспокоиться, господа, что Николай отошлёт Распутина в монастырь и тем самым закроет весь ход нашей… – Он хотел сказать слово «интриги», но столь циничное откровение даже ему показалось неприличным, и он, пожевав губами, подобрал подходящее: – …борьбы.

Оглядев сотрапезников, Маклаков решил, что его поняли правильно, и продолжал:

– Во-первых, у Государя очень упорный, я бы сказал даже – упрямый характер, и он абсолютно не терпит никакого давления на себя… И ни с чьей стороны – великих князей, министров, Думы, Синода или кого-либо ещё. Даже его мать, вдовствующая императрица, с некоторых пор утратила своё влияние на него…

– А Александра Фёдоровна и Распутин? – опять спросил Степан Палыч.

– Мы с вами должны реально представлять себе положение вещей, – довольно резко ответил Маклаков. – Так вот, в действительности – ни Александра Фёдоровна, ни Гришка никакого серьёзного влияния на Государя не оказывают! Все решения он принимает только сам и фаталистически убеждён, что только он ответствен за Россию перед Вседержителем. Но распространять в массы надо такое мнение, что Николай безволен, пассивен, им крутят и супруга, и этот Старец! Во-вторых, наш Государь, что бы о нём ни говорили, воспитан на рыцарских понятиях о чести… И если он считает Гришку Распутина своим Другом и искренним представителем простого народа при Дворе, который послан ему, как он неоднократно заявлял в узком кругу, самим Богом, то он, разумеется, никогда не предаст его… – утвердил свою мысль Маклаков лёгким ударом кулака по столу.

Всем были очень интересны откровения человека, столь близкого к источнику подлинной информации о Дворе, каким был министр Маклаков, и высказывания его брата слушали весьма внимательно. Василия Алексеевича это внимание очень ободрило.

– В-третьих, и Государь и Государыня считают свою дружбу со Старцем сугубо личным делом и очень не любят, когда посторонние вторгаются в их семейную жизнь… – продолжил Маклаков. – Николай Александрович даже сказал однажды брату, когда тот намекнул ему на возмущение общества Распутиным, что он и царица могут принимать у себя кого хотят. Больше того, он подошёл, я считаю, и к пониманию нашей политики, сказав однажды: «Сегодня требуют выезда Распутина, завтра не понравится кто-либо другой, и потребуют, чтобы и он уехал… А затем до кого дойдёт очередь?» Я считаю, мы должны опередить Государя и всячески развивать тот тезис, что если он самодержец, то не должен иметь личной жизни и не имеет права на каких-то друзей, неугодных обществу!

– А вот в Англии… – захотел что-то хорошее сказать о конституционной монархии Коновалов, но осёкся, вспомнив, вероятно, то, как твёрдо стоят гордые бритты на страже своего дома и семьи, никому не позволяя вторгаться в свою крепость.

– Господа, – снова решительно вмешался в разговор Гучков. – У нас есть могущественные союзники, и мы должны использовать их так, чтобы они не догадывались, что и зачем мы делаем… Я имею в виду вдовствующую императрицу Марию Фёдоровну, которая ведёт свою интригу против молодой Государыни. Недавно она горячо поддержала в его начинаниях против Александры Фёдоровны Михаила Владимировича Родзянко и очень резко высказывалась против своей невестки премьеру Коковцову. Каждый такой случай надо брать на вооружение и всячески раздувать как на страницах прессы, так и в частных разговорах…

Александр Иванович с видом победителя оглядел общество и продолжал:

– Мы должны подогревать противоречия Николая Александровича с Императрицей, возбуждать ревность к власти и использовать каждый шаг Владимировичей против царской четы в наших общих целях…