Жан-Луи Фетжен - Вуали Фредегонды

Зигебер уже хотел вмешаться, но тут Карибер резко встал со скамьи и налил себе еще выпить.

— Довольно, — сказал он, отпив из кубка. — Хильперик, если твой сын в самом деле где-то неподалеку, привези его сюда. Здесь он будет в большей безопасности, чем в лесу. Ступай распорядись об этом и возвращайся. Нам нужно поговорить.

Хильперик опустил глаза, как всегда перед самым старшим братом, который в свои сорок лет вполне мог быть его отцом. Потом, не говоря ни слова, вышел, пересек смежную комнату, тоже пустую, и почти бегом бросился по коридору в зал, где его ждал Берульф, сидевший прислонясь спиной к одной из лепных колонн, поддерживающих расписной потолок. Увидев принца, он поднялся одним рывком. Некоторое время Хильперик смотрел на него, размышляя.

— Собери всех остальных, — наконец приказал он. — Я хочу, чтобы они вернулись в Париж с Одоверой и моими сыновьями... во всяком случае, двумя старшими — Теодебером и Мерове... Пусть они отправляются верхом. А ты возвращайся сюда с повозками и слугами. Вы привезете сюда Хловиса с его кормилицей и служанок Одоверы. Ты понял?

— Одного Хловиса. Остальные уезжают, не показываясь никому на глаза.

— Когда увидишь Дезидериуса, скажи ему: «Богородица и святой Петр». Только не забудь, иначе этот здоровяк вполне может отрезать тебе голову.

— Что-то мне все это не нравится... — с сомнением пробормотал Берульф.

Хильперик, напротив, немного расслабился. Может быть, он совершил ошибку, отправившись сюда со всей семьей, может быть, нет, но как бы то ни было сейчас он справился с ситуацией, а что обещает будущее, он скоро узнает. Он улыбнулся и похлопал Берульфа по плечу:

— Я рассчитываю на тебя. Сразу как вернешься — поднимись ко мне наверх, вместе с моим сыном. Не мешкай...

* * * * *

Дождь со снегом начался вскоре после того, как они выехали из лесу. Стражники собрали немного относительно сухого валежника и разожгли костры, от которых, правда, было больше дыма, чем тепла. Натягивая между ветками свои плащи, чтобы укрыться от дождя, они чертыхались и громко ругали дурацкий приказ оставаться под открытым небом в такую собачью погоду, тогда как всего в четверти часа ходьбы отсюда было теплое и удобное прибежище. Дезидериус старался их не слушать. Он смотрел на небо, которое с каждым мгновением теллнело все больше, и повторял про себя слова принца. Если никто не явится до наступления ночи, он должен увозить всех в Париж... Такая перспектива его ужасала. Не потому, что он боялся неповиновения подчиненных, — ему достаточно было бы дать хорошего тычка одному-двум, чтобы заставить остальных слушаться, — но ведь придется объяснять положение дел Одовере и служанкам, и гигант вот уже два часа не мог придумать, что ему делать в том случае, если Одовера откажется уезжать и пожелает присоединиться к своему супругу.

Ожидание все длилось, и теперь уже со стороны повозок не было слышно ни смеха, ни болтовни. Лишь пронзительно кричал младенец — без сомнения, Хловис, который, должно быть, замерз или проголодался, и его плач только усиливал раздражение галла.

Когда он в очередной раз сел на коня, чтобы подъехать поближе к королевской вилле и посмотреть, что там происходит, то различил сквозь пелену дождя со снегом группу всадников, скакавших прямо к их лагерю. Дезидериус мгновенно поднял людей и выстроил их перед повозками. К тому моменту, когда это было сделано, всадники приблизились, и он узнал Берульфа, ехавшего впереди всех. Тот соскочил с коня, бросил поводья одному из сопровождавших и подошел к галлу. Несмотря на то что поездка заняла немного времени, Берульф. вымок до нитки.

— Слезай-ка, нужно поговорить.

— Скажи слова, — потребовал Дезидериус.

— Какие еще слова, ослиная твоя башка! Это я! Ты что, меня не узнаешь?

Галл слегка толкнул своего коня пятками в бока и выхватил из-под плаща скрамасакс.

— Успокойся! — воскликнул Берульф, невольно отступая. — «Богородица и святой Петр». Или наоборот, не помню... Ну, довольно с тебя?

— Довольно.

Галл убрал оружие и облегченно вздохнул. Его лицо осветилось улыбкой. Он спрыгнул с коня и подошел к своему соратнику. Берульф провел рукой по лицу, стирая ледяную морось. Он с трудом удерживался от ругательств и спрашивал себя, правда ли у этого болвана хватило бы ума убить его, если бы он забыл нужные слова. В ответе не приходилось сомневаться...

— Ладно, слушай. Сейчас расскажу тебе, как обстоят дела...

В нескольких словах он передал галлу распоряжения Хильперика. Тот выслушал его, не говоря ни слова, кивнул и тут же отправился сворачивать лагерь. Берульф не сразу сообразил, что ему самому придется сообщить обо всем еще и Одовере.

Франк еще некоторое время оставался у походного костра, пытаясь согреть хотя бы окоченевшие руки, потом поднялся и направился к повозкам. Все деревянные створки дверей были распахнуты, и в проемах виднелись встревоженные лица, которых он не мог различить в темноте. Когда он приблизился на достаточное расстояние, чтобы его самого узнали, задняя дверь самой большой повозки отворилась, и на землю спустились принцесса Одовера и юная девушка, державшая над ее головой плащ, чтобы защитить от дождя. Волосы и плечи принцессы закрывал шаперон [30] Шаперон — средневековый головной убор наподобие отдельного капюшона. (Примеч. пер.) . из темной грубой ткани, контрастировавший со светло-голубой коттой [31] Котта — верхняя одежда, нечто вроде камзола или кафтана (женский фасон немного отличался от мужского). (Примеч. пер.) . . Она шла быстрым шагом, казалось, не обращая никакого внимания на грязные лужи под ногами. Наблюдая за ее приближением и проклиная про себя Дезидериуса за то, что тот предоставил объясняться ему одному, Берульф заметил натянувшуюся ткань платья на животе Одоверы, — стало быть, она снова беременна... Отогнав эту мысль, Берульф поклонился, приветствуя принцессу и одновременно лихорадочно соображая, как бы сообщить ей обо всем с достаточной убедительностью и непререкаемостью, но в то же время не проявить непочтительности к той, которая, возможно, скоро станет королевой.

— Что происходит? — взволнованно произнесла Одовера еще до того, как подошла к Берульфу вплотную. — Почему Хильперик не с вами? Почему мы не можем ехать дальше?

— Госпожа, принц решил, что вам сейчас не нужно присоединяться к нему. Он отдал мне приказ увозить вас в Париж незамедлительно.

— Почему? Нам угрожает опасность?

Берульф заколебался. Тревога, отразившаяся на лице Одоверы, исказила ее черты, сделав ее едва ли не уродливой. Под шапероном, заметил Берульф, у нее на голове была vitta — головная повязка из парчи в палец шириной, белокурые волосы были заплетены в косы, перевязанные золотистыми лентами, а тяжелые золотые серьги, украшенные гранатами, и такое же ожерелье наверняка стоили столько же, сколько могла бы стоить ферма — включая работников и домашний скот... Ее имя Одовера — Audo-Wara, — означавшее защищенное богатство, лучше всего подходило ей. Порой ему казалось, что Хильперик увешивает ее всем золотом, какое ему удалось собрать... Это даже на взгляд франка было чрезмерным. Такое обилие золотых украшений, а также краски на лице, вместо того чтобы сделать Одоверу красивой, делало ее смешной — особенно сейчас, когда она стояла в раскисшей грязи.