Петер Пранге - Княгиня

— Ты свершил великое, сын мой, — начал Иннокентий, — в этот день ты удостоишься нашей похвалы за свое деяние. В знак признательности заслуг твоих во благо католической церкви и города Рима и в особенности за обновление нашей базилики с этого часа мы принимаем тебя в состав ордена братьев Иисуса.

Кларисса взмолилась к небесам, чтобы папа на этом и закончил свое обращение. Однако призыв ее, по-видимому, не дошел до Всевышнего.

Пока церемониймейстер ордена принимал от Иннокентия рыцарский меч для вручения его Франческо в знак принадлежности к рыцарям Иисуса, понтифик скрипучим голосом продолжил:

— Но нами же и установлено, что ты, дав волю гневу своему, совершил убийство человека, коим взял на душу тягчайший грех. Вина твоя безмерна, она заслуживает смертной казни.

Толпа собравшихся зароптала, грозно блеснула на солнце сталь врученного Франческо клинка. Иннокентий, сделав паузу, пристально посмотрел на свою невестку. Та отчаянными кивками выражала свое согласие. Кларисса в ужасе застыла с прижатой ко рту ладонью.

— Однако в ознаменование того, — папа, возвысив голос, снова повернулся к Борромини, — что деяниями своими ты предоставил нам возможность достойным образом отметить Священный год, мы отпускаем тебе грехи твои и даруем тебе жизнь.

Иннокентий поднял руку, благословляя Франческо Борромини.

— Ступай с миром!

— Слава Господу, Вседержителю нашему! — ответил Франческо, и тут же слова его подхватили сотни и сотни голосов собравшихся на площади.

Когда папа протянул Франческо руку с перстнем для целования, у княгини вырвался вздох облегчения. Тяжелый груз страшного нервного напряжения последних часов, дней и месяцев свалился с плеч, и Клариссу переполнила отчаянная, безграничная радость. Ей захотелось петь, танцевать, смеяться. И тут она заметила донну Олимпию — на лице кузины отпечатался гнев, заставивший Клариссу вновь похолодеть от ужаса.

Вдруг она увидела идущего от трибуны опоясанного мечом Франческо. Он шел прямо к ней. Кларисса, вскочив, радостно протянула ему обе руки.

— Поздравляю вас от всей души, синьор Борромини. Я столько молилась за вас, так надеялась на благополучный исход!

Борромини не торопился ответить на ее жест. Веки его подергивались, прежде чем заговорить, он обстоятельно откашлялся. Взгляд темных глаз был прикован к княгине, его слова звучали холодно и отчужденно. И очень страшно. Уже позже, вдумавшись в их смысл, Кларисса поняла, что предпочла бы вовсе не слышать их.

— Слишком благородно с вашей стороны, княгиня. Мне не хотелось бы злоупотреблять ни вашим благородством, ни вашей добротой. Однажды я уже просил вас не вмешиваться в мои дела. И потому буду вам весьма признателен, если впредь вы не забудете о моей просьбе.

Отвесив ей официальный поклон, он повернулся уходить, но на прощание добавил:

— Прошу вас именем святой Терезы.

Франческо ушел, а Кларисса так и осталась стоять, будто он наградил ее пощечиной. Повернувшись, она встретилась взглядом с Лоренцо Бернини — удивленно поднятые брови, искривленный улыбкой рот.

Следовало ли это считать наказанием ей за все?

В ту ночь сон к ней не шел — слишком многое пришлось Клариссе пережить за минувший день. Встав с постели, она направилась к себе в обсерваторию, пытаясь там обрести успокоение и душевное равновесие. Было слышно, как народ за стенами палаццо веселится и распевает песни. Шум толпы перемежался хлопками фейерверка, начавшегося в полночь.

Как смел Борромини так оскорбить ее?! После всего, что она для него сделала! Клариссу переполнял гнев, смешанный с чувством унижения. Сейчас Борромини вызывал в ней такую злость, что она с удовольствием схватила бы его за черное одеяние и трясла бы до тех пор, пока с него не слетел проклятый панцирь замкнутости и нелюдимости. И тут ей пришло в голову, что Франческо мог на самом деле и не знать о том, что было предпринято ею и монсеньером Вирджилио Спадой ради его спасения.

Эта мысль принесла успокоение, но ненадолго. Впрочем, как бы то ни было, ее друг остался в живых. Подойдя к подзорной трубе и посмотрев в окуляр, Кларисса взглянула на бархатисто-черный кружок Вселенной. Она видела Юпитер, видела и матово-желтый Сатурн. Под знаком этой планеты появился на свет Франческо Борромини. «Словно чашка с двумя ручками…»

В небо взлетали яркие цветные ракеты и тут же гасли, как будто люди в бессильной злобе с их помощью пытались добраться до звезд, вершащих их земные судьбы и плывущих по своим упорядоченным небесным путям. Эта мысль действовала странным образом умиротворяюще. Да, оказывается, есть еще силы во Вселенной, неподвластные людям, даже столь всемогущим, как донна Олимпия.

Неужели они и вправду существуют, эти силы? Княгиня вспомнила лицо кузины в момент ее поражения: ярость, гнев, злоба в глазах. Как поступит Олимпия, узнав о том, что это она, Кларисса, склонила папу даровать Борромини помилование? Как та будет действовать, если Иннокентий все же откроет ей, что именно Кларисса и стала главной виновницей ее фиаско?

Княгиня отошла от своего импровизированного телескопа. Что ожидает ее, если правда обо всем станет достоянием Олимпии? Разве на этот счет могут быть сомнения?

Нет, больше в этой тюрьме нельзя оставаться ни дня! Торопливо, но стараясь ступать как можно тише, чтобы никто, не дай Бог, не расслышал, Кларисса направилась к себе в гардеробную. Она уйдет из этого дома сегодня, сейчас, едва начнется рассвет.

Известие, так потрясшее Клариссу, пришло из Англии: Уильям, ее престарелый наставник, сообщил ей о смерти ее родителей. Нет, они не пали жертвой новой власти, чего так страшился отец, они погибли от тифа, эпидемия которого охватила их графство. Было ли случайностью или же благоволением Божьим, что они заснули вечным сном вместе? В постскриптуме Уильям сообщал, что его книга о поездках по Италии выдержала целых семь изданий и что теперь он — знаменитость в литературном мире.

Когда донна Олимпия выражала ей соболезнование, Клариссе показалось, что на отмеченном скорбью лице кузины все же пробежала едва заметная злорадная улыбка. Что же радовало Олимпию? То, что теперь Клариссе некуда бежать? Похоже на правду, потому что с этого дня контроль над ней заметно ослабел. Княгиня вновь пользовалась правом на свободное передвижение, даже за стены палаццо она могла выходить уже без сопровождения своей вечной дуэньи — кузины.

Но что толку от вновь обретенной свободы? На свой день рождения — Священный год давно завершился, со дня торжеств на пьяцца Навона и во вновь отстроенной базилике миновал без малого год — княгиня утром выехала из палаццо Памфили в церковь Санта-Мария-делла-Витториа якобы к заутрене. Клариссе показалось, что только там, у образа святой Терезы — и памятника ей самой, — в душе ее воцарится желанная упорядоченность.