Родион Феденёв - Де Рибас

– А что Ризелли? У вас нет сведений о нем? – спросил Рибас.

– Из Константинополя он привел в Неаполь несколько вооруженных судов и попал с ними в щекотливое положение. Диего объявил, что прибыл поддержать Фердинанда в борьбе против бунтовщиков. Но время политических процессов над ними прошло. Они подняли головы и добились ареста Ризелли за лжесвидетельства.

«А я невольно способствовал этому тем, что помог получить шкиперу Спарпато открытые листы на свободное плаванье», – подумал Рибас. Но ни радости, ни облегчения от того, что избавился от давнего врага, адмирал не ощутил.

Рибас дважды заезжал к Суворову, но оба раза не застал фельдмаршала в Таврическом дворце, где ему отвели покои. Дежурный офицер говорил, что граф у Хвостова; там указывали на дом зятя – Николая Зубова, а оттуда отсылали на Итальянскую. Виктор Сулин рассказал, что встретили фельдмаршала торжественно:

– В Стрельну, откуда он ехал, выслали парадную Георгиевскую карету. Только генералы составляли его свиту. В Таврическом занавесили зеркала, убрали альков, бросили на пол охапку сена. Говорят, императрица сама приготовила ему чугунок моченой редьки.

«Странно, почему я не могу его нигде застать?» – удивлялся адмирал, и когда на Итальянской в доме графа слуга объявил:

– Вас не велено принимать! – Рибас не поверил, оттолкнул лакея и вбежал в покои графа. Фельдмаршал, обнаженный по пояс, стоял перед бочкой с ледяной водой. Завидев Рибаса, поднял руку в карикатурном приветствии и вдруг воскликнул:

– Истребитель воинства российского явился! Виват!

Изумленный адмирал увидел, что Александр Васильевич опустил в бочку голову, сделал вид, что захлебывается и пускает пузыри, а потом, вскинув голову, закричал;

– Вот как у вас солдаты мрут! Видеть не хочу! С глаз долой!

Он плеснул в сторону Рибаса водой, и адмирал поспешил ретироваться.

В тот же день Рибас послал гневные депеши де Волану и генералу Киселеву и отправил на поправку дел в лазаретах тысячу рублей. Но Базиль Попов, навестивший адмирала, чтобы выяснить условия продажи унаследованного от Бецкого дома, сообщил, что Суворов узнал о посылке тысячи рублей.

– И что же?

– Говорит, что вы за его спиной мертвых желаете деньгами воскресить.

Рибас задумался: «В чем дело? Откуда вдруг такая вражда? Дело рук Мордвинова? Нет, граф ему цену знает. Давно ли Александр Васильевич писал мне искренние и дружеские письма и даже выражал готовность сражаться под моими знаменами?»

– Суворов принял предложение возглавить все войска, дислоцированные на юге, – сказал Базиль. – И не вы один у него на сковороде. Достается всем. Киселева не иначе, как продажной бабой, не называет.

– Но я ему не кадет, чтобы терпеть выволочки! – воскликнул адмирал.

– Да. Но истинная причина перемены к вам Суворова, я думаю, вот в чем, – сказал уверенно Базиль. – Вы вхожи к Платону Зубову. Он к вам благоволит, доверяет во всем. А Суворов теперь с ним в ярой вражде.

– Но ведь они через Николая Зубова родственники.

– Это для графа не причина считать его выскочкой.

– Но разве только сейчас он это понял? Всегда знал, а породниться с ним не побрезговал.

– А теперь он и в грош его не ставит.

На это адмирал ответил довольно жестко и определенно:

– Потемкин был выскочкой более скороспелой, чем Платон, а граф ему чуть ли не до кончины в любви клялся. Дело, видно, не в этом. Фаворит при русском троне останется фаворитом, так тут заведено – власть имеют те, что входят в спальню императрицы без доклада. Платон мой начальник, и я не могу назвать его выскочкой или высказать, кто он есть в истинном свете. Я не фельдмаршал, и десятков деревень, стотысячного дохода и тысяч крепостных у меня нет, как у Суворова. Мне надо о дочерях и о братьях думать. Но такого друга терять жаль. Правда. Скажи я ему все это – он теперь меня и слушать не станет.

– Не сможет, потому что уехал в Тульчин, – сказал Базиль.

С Зубовым во дворце разговор вышел коротким.

– Черноморское правление ставит вам в вину, адмирал, покупку судов, – сказал Платон, облачаясь с помощью двух слуг в тяжелый парадный, схожий с доспехами, сияющий золотом голубой кафтан.

– Я намерен купить еще два судна в Таганроге, – ответил Рибас. – К весне, чтобы исправно возить соль из Тавриды, понадобится не менее шести судов. А военные мои суда ветхи.

– Напишите мне подробно обо всем.

И, проклиная Мордвинова, адмирал писал объяснения. Однако, довольно быстро Платон от имени Екатерины одобрил покупку трех судов и обещал первый корабль с верфи Войновича передать Рибасу. Кроме того, он подписывал по просьбе адмирала ордера, по которым в Одессу посылали мачтовых и конопаточных мастеров, блоковых, малярных и фонарных подмастерьев.

Платон Зубов, становясь князем Римской империи, сделался деятельно горд и жил под знаком великой идеи отправить войска в Персидский поход. Виктор Сулин, сменивший свои наблюдения во время путешествий на пристальное внимание к петербургскому двору, запальчиво говорил Рибасу:

– Я даже не знаю, как назвать эту затею!

– Сумасбродство? – предложил Рибас.

– Э, нет. У Платона мысль определенная: он мечтает о фельдмаршальском жезле. Никому еще не удавалось оседлать великий шелковый путь из Китая и Индии. Да еще пресечь сообщение Константинополя с Персией. Вы, адмирал, подали рапорт на участие в Персидском походе?

– Вы меня склоняете к этому?

– Разве?

– Признаться, Виктор, я хотел бы перемен в своей судьбе.

– А я, адмирал, хотел бы оказаться на вашем месте. У вас все так удачно сложилось! – Виктор с волнением смотрел на Рибаса. – Честно говоря, я не предугадал вашу судьбу. Ваши юношеские мечты о свободной Греции были наивны. Но Провидение оказалось поразительно последовательным. Вы осуществляли греческий проект, а теперь строите город, где живут свободные греки и имеют своего бургомистра. Вам остается счастливо следовать такой завидной участи.

– Мой флот сгнил, – отвечал Рибас. – В городе болезни. В казармах велика смертность. В конце года денег не было, полки работали в долг. Предвижу, что подрядчики скоро пойдут на одесскую Экспедицию, а значит, и на меня, войной, как это случилось в девяносто третьем с Суворовым. Он продавал деревни, чтобы оплатить долги. Я дружил с ним около десяти лет, и мы были честны и откровенны, а теперь он поверил, что я наживаюсь на чьей-то беде. Все это тяжело.

– Но только не связывайте перемену судьбы с Персидским походом, – сказал Виктор. – Мне говорили, что Платон составляет его планы по записке греческого митрополита отца Хриманфа. Тот подсказал, что Персии, угнетаемой варварами, союз с Россией будет выгоден. И по его словам, нет ничего проще, как покорить Хиву с ее серебряными и золотыми рудниками. По Аму-Дарье попасть в Бухару, которая не беднее Индии. А уж, скажем, крепостью Кабул может овладеть женщина, если бросит через стену несколько куриных яиц вместо ядер. Затея обречена на позор и бесславие.