Родион Феденёв - Де Рибас

– То, что вы мне дали отведать, дней через двадцать начнет гнить. Торопитесь!

Именно восьмого февраля из Одессы па Очаковскую заставу выехало трое саней с секретным грузом, который сопровождал и за который головой отвечал грек унтер-офицер греческого батальона Георгий Роксомати. Груз состоял из мандарин-померанцев. Грек поступил весьма осмотрительно, присовокупив к трем тысячам мандарин еще тысячу на всякий случай, а точнее, рассчитывая выгодно продать их на Севере. Прогонных денег на лошадей одесский магистрат не пожалел, выдал греку генеральские суммы на подкуп станционных смотрителей и для непредвиденных взяток. Полицмейстер Лесли при этом сказал:

– Если в две недели не доскачешь до Петербурга, то не возвращайся. Но если доскачешь, но наши три тысячи померанцев загубишь – привязывай всю эту гниль себе к шее и топись в Неве.

Поэтому грек Роксомати лелеял в дороге мандарины-померанцы, как детей в яслях: то укутывал их шерстью и овчиной, то проветривал, то брал на пробу. На одной из ямских станций узнав, что у него за поклажа в санях, лошадей греку не дали ни за какие деньги. Что делать? Он предложил десяток золотых плодов ямщику-смотрителю – и через минуту и лошади нашлись, и провожатые путь указывали. Весть о невиданных фруктах-померанцах опережала санный обоз грека-одессита. Только-только он подкатывал к станции, а его уж как высокую особу ждали и лошади, и чарка, и закуска. Грек высыпал в подставленные бабьи подолы золотые плоды, пил чарку, кланялся и скакал дальше.

Под Смоленском пришлось дать канцеляристу пятьдесят плодов юга за справку, что плоды эти не имеют животного происхождения и что их можно употреблять в пищу и в большой пост. Справка оказалась необходимой, так как соперники грека Роксомати на российских трактах распустили слух о том, что померанцы есть плоды из Африкан-страны, где птица-Цтраус высиживает из них своих птенцов.

Одним словом, в две недели грек достиг Петербурга и доставил груз в сохранности. На Псковском постоялом дворе нанял солдата, наказал сторожить драгоценный груз и отправился к адмиралу де Рибасу. Тот дал ему провожатого матроса, и грек, вздыхая, развез по разным Петербургским домам ту часть мандарин-померанцев, которую мечтал с выгодой для себя продать. Впрочем, в дороге он сэкономил немало взяточных денег и внакладе не остался.

В этот же день после развода караула, приема министров император по своему обыкновению отправился с бывшим брадобреем Кутайсовым вдвоем на прогулку в шестиместной карете, его спутник удивил императора и обрадовал: положил в ладони его величества крупный золотистый чудо-плод, любимый государем еще с детства – померанец!

– Откуда? – спросил Павел.

– Из Одессы прислали, – скромно ответил Кутайсов. Скромно потому, что его самого еще ребенком прислали из-под Хаджибея среди прочих пленных казаки в Петербург. Император мгновенно затаил обиду: своему вчерашнему рабу он дал орден Анны I класса, возвел его в бароны, сделал егермейстером, графом, наградил орденом Александра Невского – и все это за какой-то последний гол, а в результате и солнечные плоды, волшебство природы, присылают из Одессы ему…

Но таил обиду Павел недолго: отобрал у экс-брадобрея все померанцы, что нашлись у того в карманах, погрозил кулаком, заставил графа-раба очищать кожуру и велел форейтору ехать к Анне Лопухиной-Гагариной. У молодой четы еще не кончился медовый месяц, но увидеть прекрасную Анюту, притронуться к шлейфу ее платья означало для императора получить негласное мистическое благословение всем его начинаниям, да и не с пустыми руками явится – с золотистыми плодами Юга.

В многочисленных эпиграммах Павла часто сравнивали с Дон-Кихотом. Правда, эти эпиграммы приходили в противоречие со стихами:

Тем не менее и Прекрасная Дама российского императора-Дон-Кихота-Карлы в какой-то мере соответствовала Дульсинее: малообразованна, далеко не красавица, но доброе выражение лица, прелестная головка с огненными черными глазами имели на царя такое же влияние, как жительница Тобосса на несчастного Дока Кихота. Увидеть, услыхать нежный вкрадчивый голосок означало получить энергию самоутверждения и уверенности в делах, в том, что Суворов вовремя отозван с армией из Европы, выход из антифранцузской коалиции необходим, а осуждение закулисных игр Вены – рыцарский долг…

Но увы. Дом Дульсинеи-Анны, ее покои, ярусы, начиная с прихожей, был напоен солнечным воздухом, в котором настоялся запах померанцев… Павел даже забыл о рыцарском этикете, досадливо воспринимал знаки внимания, морщился, но явственно услыхал слова Павла Гагарина:

– Две сотни померанцев получил я сегодня из Одессы, Ваше Величество. Обязательно куплю в тех краях имение или землю.

Чуткая Анна не преминула сказать своему рыцарю:

– Я читаю в вашем лице напряженную работу мысли, мой император. Вас заботят дела, которые вы успешно завершите.

Она не угадала. Рыцаря заботили не дела, а запахи. Он спешно уехал в Зимний. Никто не мог понять причину его холодности. Но в Зимнем дворце хаджибеевец Кутайсов приготовил раздосадованному шефу сюрприз: заиграли десять дев на десяти арфах, растворились парадные двери и десять красноливрейных слуг вошли в залу с десятью корзинами, наполненными доверху золотыми чудо-планетами мандаринами-померанцами.

– От магистрата Одессы для вашего величества в подарок три тысячи померанцев!

Император взял несколько штук, подбросил их, попытался поймать – солнце раскатилось по полу Зимнего в разные углы. И несколько дней все было пропитано свежим нектарным ароматом. На померанцевом балу иностранные посланники шептались о какой-то неведомой им дипломатической удаче петербургского кабинета.

Двадцать шестого февраля Павел письменно поблагодарил одесского бургомистра Дестуни за доставленное удовольствие. Позже он «всемилостивейше снисходя на прошение г. Одессы магистрата, высочайше повелеть соизволил отдать ему Резиденцию для оказания помощи тамошней гавани все казенные материалы…». Правда, материалы эти магистрат должен был все-таки купить на свои деньги, и высочайшим рескриптом Одессе назначалось к выдаче из казенных сумм двести пятьдесят тысяч рублей.

Феликс написал обо всем адмиралу, но тот, еще не успев получить письмо брата, приехал на заседание Адмиралтейства, где Григорий Кушелев бесстрастно зачитал ему распоряжение Павла: «Его Императорское Величество Государь Император отданным сего числа при пароле приказом указать соизволил Управляющего Лесным Департаментом адмирала де. Рибаса отставить от службы, о чем к исполнению Адмиралтейской коллегии сим сообщается. Санкт-Петербург. Марта 1 дня. 1880 года».