Родион Феденёв - Де Рибас

Год 1783 ознаменовался не только неловкими падениями. Умер в отсутствие Рибаса Никита Панин, а вместе с ним целая эпоха надежд на конституцию и перемены. Павел убежал от смертного одра бывшего наставника, размазывая слезы по щекам. Страшной смертью умер некогда блистательный фаворит Григорий Орлов. Перед смертью он стал носить старинные боярские одежды, прилюдно ругал Екатерину, бегал от мерещившихся кровавых теней, «пачкал свое лицо своими собственными извержениями, которыми он и питался, подобно Иезекилю». Но императрицын двор уже не поминал о почившем на погосте села Отрадное Серпуховского уезда фаворите. Двор готовился к балам, фейерверкам и празднествам в честь дня рождения Павла.

– О тебе пущена скверная сплетня, – сказала Настя, когда они остались наедине. – Все говорят, что ты обыграл Бобринского в карты, и он выплачивал тебе ежемесячно по пятьсот рублей.

– Я вызову любого, если услышу об этом!

– Говорят, у Ливио есть какая-то расписка…

Рибас тотчас уехал в Петербург, но Ливио не нашел и отправился ночевать в корпус. Наутро он писал Бобринскому:

«…мне стыдно даже говорить вам об этом в подробности, но да будет мне позволено рассказать вам об одном оскорблении, чтобы дать вам понять об остальных. Говорят, что я обыграл вас и принудил расквитаться, уплачивая по пятьсот рублей в месяц. Вы знаете, в чем дело. Однако, приказ об этой уплате существует у Ливио. Как же мне оправдаться от этой напраслины? После этого вы не будете удивляться, что в городе поверили другим выдумкам, например: что я развращаю молодых кадет и делаю из них непотребных людей, что я ворую и граблю казну заведения. Представляю вам рассудить, милый Бобринский, каково мне это. Нахожу утешение только в моей невиновности. Но еще более буду утешен, получая от времени до времени известия о вас; по крайней мере на ваши письма я мог ссылаться. Ах Боже мой! Никогда я не думал, что буду иметь в том нужду.

…Я охотно прислал бы вам рекомендательные письма во всю Италию к особам, которые могли быть вам полезны; но не знаю, будет ли это вам приятно. Стану ожидать вашего решения, чтобы прислать все в Венецию, Булонь или Турин, как вам заблагорассудится… Ежели вы будете иметь случай разговаривать с князем Кауницем, то засвидетельствуете ему мое глубочайшее почтение, чем меня очень обяжете. Тысячу любезностей от меня министрам Английскому, Луккскому, Неаполитанскому, а также и Испанскому посланнику. Прошу сказать мой поклон полковнику Бушуеву и всем вашим товарищам. Желаю всем совершенного здоровья и много удовольствия.

Оставайтесь всегда дружны и будьте готовы прощать друг другу небольшие проступки, потому что мир и согласие в обществе составляют счастие на этом свете…»

В полдень вместе с офицерами гвардии Ливио сам заехал в корпус, сказал, что впервые слышит о расписке, удивился тому, что Рибас до сих пор не привык к расхожим домыслам, и предлагал немедленно отправиться туда, где ломберные столы рассохлись без карт, вина и Рибаса.

Он вернулся в Царское и утром, обдумывая визит к императрице, гулял по аллеям, как вдруг был сбит с ног налетевшими на него пажами. Над поверженным стояли Лев Нарышкин и Ланской.

– Никак это турецкий лазутчик, – сказал Нарышкин.

– А вязать его и вести к командующему! – приказал фаворит.

Рибас понял, что участвует в шутовском развлечении, которые часто устраивались во время прогулок Екатерины. В это утро были привезены дрова для царскосельских каминов, но они оказались сырыми. На поляне из них выстроили высокие колодцы, чтобы просушить, как следует. И во время прогулки Ланской устроил побоище среди этих поленниц. Сооружались крепости, редуты. Воинством Нарышкина – фрейлины, граф Чернышов, престарелые генералы – командовал внук императрицы Александр. Воинством Ланского, которое состояло из статс-дам, генерала Львова, родственника Суворова камергера Олешева, предводительствовал внук Константин. Сражавшиеся стороны шли на приступ, валили поленницы, скромный Олешев оказался погребенным под ними, и рижский граф Эльмпт приказал тащить его за ноги хоронить. Олешеву отдавали почести, отпевали, императрица смеялась так, что в изнеможении садилась на землю, ей сооружали из поленьев трон. Отличившихся награждали берестяными лентами и орденами.

Из пажеской курточки соорудили Рибасу чалму, посыпали его лицо золой из трубок и подвели к императрице.

– Пойман нами черный турок из Константинополя.

– Давно сего турка жду. Пусть просит пощады!

– Никогда! – театрально закричал «турок». – Нет бога выше Аллаха и Магомет наместник его на земле!

– Отрубить неверному голову, – решил дело граф Эльмпт.

Из поленьев соорудили помост, «палач» Нарышкин взмахнул над шеей жертвы топором-поленом, пажи ладонями били дробь по своим животам. Екатерина взмахнула платком:

– Прощаю сего турка в честь рождения внучки Александры!

В три пополудни за Рибасом прибежал паж и сказал, что ее величество приглашает его в грот у озера. Все прошло так, как предполагал Рибас. Он с сожалением говорил императрице о неудавшейся попытке узнать содержание письма Леопольда к Иосифу и красочно поведал о встречах в Европейских столицах. Если Екатерина и была недовольна, то ничем это не выказала. К гроту подошли Ланской и Павел с женой. Екатерина не отпускала Рибаса, он лишь отступил в сторону.

– Мы сейчас говорили о том, чтобы Гатчину объявить городом, – сказал Павел.

– Ну, что же – дело пустяк, – отвечала Екатерина. – Мы в Новороссии столько мест городами объявили, что посмотришь на верстовой столб, то и город. Теперь и монетный двор князь предлагает устроить в Феодосии. За тысячу верст деньги из Петербурга везти – накладно выходит. Город Гатчина – это ли забота? На Юге хлеба мало, дров нет, топографов никак не пошлем, крестьяне бегут. Придется рекрутский набор объявить да запретить от него деньгами откупаться.

Павел – Рибас читал по его лицу – торжествовал: на приобретенных землях одни непорядки! Знал ли он, что некто Шляпников, а потом сын пономаря Григорий Зайцев объявили себя народу Павлами Петровичами – избавителями россиян от дворянских притеснений? Но настоящий Павел Петрович, – взглянув на Рибаса, вдруг сказал:

– А ведь теперь итальянцев в Крыму в кандалах держат. Что вы на это скажете?

Рибас знал, что русский консул в Ливорно Мочениго присылает из Италии в Новороссию партии колонистов – торговцев, ремесленников, моряков. Но последняя партия отличилась тем, что среди итальянцев нашлась шайка, которая в Черном море убила капитана, захватила фрегат «Борисфен», чтобы начать пиратские разбойные дела. Но фрегат был задержан, а его пассажиры в железах доставлены в Ахтиар.