Сакен Сейфуллин - Тернистый путь

Акмолинская газета резко выступала против алаш-орды. Поддерживала нас петропавловская газета «Уш жуз».

Наши местные идейные противники стали выпускать в 1918 году газету «Жас алаштар»— «Молодой алаш-ордынец». В Петропавловске выходила газета «Жас азамат», [43] «Молодой гражданин». которая также всячески старалась поднять престиж буржуазных националистов.

Уральские алаш-ордынцы издавали одно время в городе Ойыле газету «Жана казах» — «Новый казах».

В Ташкенте против советской власти выступала газета «Бирлик туы», [44] «Знамя единства». алаш-орду поддерживала букеевская газета «Уран», [45] «Клич». редактируемая поэтом-муллой Карашевым. Против них активно выступал Серик Жакипов.

Омар Карашев написал гимн алаш-орды и выпустил книгу под названием «Терме», [46] «Ритмы». в которой восхвалял Алекена (Алихана). Он восторженно утверждал, что знамя казахского народа — это Алекен. Вокруг него гимназисты, студенты…

Перечитывая эти газеты, сейчас трудно поверить, что в Казахстане в то время были люди, которые поддерживали большевиков.

Были в Акмолинске и такие большевики, которые избежали ареста, — Турысбек Мынбаев, Жахия Айнабеков, Абубакир Есенбаков, Галим Аубакиров, Баттал Смагулов, Жаманаев, Билял Тиналин, Сеит Назаров, Арын Малдыбаев, Хаким Маназаров и многие другие.

В молодежной организации «Жас казах» заранее узнали о предстоящем аресте активистов и сумели предупредить Бакена Жанабаева, Кожебая Ерденаева, Салиха Аннабекова, Омарбая Донентаева, Дуйсекея Сакбаева и других товарищей.

Как ни старались тюремщики лишить нас связи с миром, мы получали все новые и новые вести с воли. Мы узнали, что в Семипалатинске образовано правительство алаш-орды. «Сары-Арка» полностью опубликовала его программу. Газета появилась и в Акмолинске. Нам в тюрьму передали номер этой газеты, если не ошибаюсь, 42.

В нем был напечатан призыв алаш-орды, гласивший:

«Кто поймает бандитов и изуверов — казахских большевиков, пусть на месте расправляется с ними. Их нужно истребить всех!»

Каждый день мы ждали смерти…

С каждым днем враги революции — муллы, третейские судьи, волостные все выше поднимали головы.

Враги радуются. Друзья скорбят.

А в каменной тюрьме сидят закованные в кандалы красные соколы-большевики.

Казаки с прапорщиками во главе, охранявшие тюрьму, напоминали толпу чертей. На груди у каждого газыри. Шапки лихо заломлены, на штанах красные двухполосные лампасы. У всех сабли, винтовки, нагайки. Они громко, во всеуслышание матерились. Изредка охранять тюрьму присылали солдат-новобранцев из крестьян. Тогда арестанты чувствовали себя свободнее.

Пришедшие к власти белогвардейцы создали комиссию по ликвидации большевизма в Акмолинском уезде. Во главе комиссии стал монархист Сербов.

Слухи каждый день обновлялись, стало известно, что кое-где уже применяют смертную казнь. Однажды в тюрьму явился Сербов с начальником тюрьмы и в сопровождении семи-восьми офицеров. На плечах у всех погоны, при малейшем движении звенели шпоры.

Оказывается, Сербов привел начальника городского гарнизона. Когда они с шумом вошли в нашу камеру, начальник тюрьмы хрипло скомандовал: «Встать!» Мы поднялись.

— Ваши дела будут разбираться в судебном порядке. Каждому из вас будет предъявлено обвинение согласно закону. Беззаконие допущено не будет!.. — объявил нам начальник гарнизона.

С приходом к власти белые срочно созвали уездный съезд. Из поселков и аулов прибыли исключительно баи и бывшие волостные. Но как ни строг был отбор делегатов, все же из некоторых мест прибыли на съезд сочувствующие советской власти. В день открытия съезда они заявили: «В первую очередь надо освободить из тюрьмы работников Советов!»

Главари казачества, баи и офицеры, задетые за живое таким заявлением, арестовали на месте сочувствующих заключенным и учинили им допрос.

Белые с каждым днем свирепели все больше. Чванливые легкомысленные офицеры шлялись по улицам Акмолинска. Офицеры и байские сынки походили на взбесившихся годовалых верблюдов.

Тюрьма не вмещала арестованных. Вновь поступающих волокли в подвалы каменных домов, наскоро устраивали проверку и освобождали «невредных». Некоторых освобождали за взятку. Выпустили несколько жигитов из «Жас казаха».

Как «сочувствующих большевикам» освободили служивших в совдепе Дюйсекея Сакпаева, Темиргалия Асылбекова. Выпустили ветфельдшера Наурызбая Жулаева, Даута Бегайдарова, из учителей — Галимжана Курмашова, Галия Китапова, из писарей Карима Аубакирова и ряд других.

Среди них совершенно случайно с помощью родственников оказался на воле Ували Хангельдин, образованный, умный жигит, подлинно идейный социалист. Спохватившись, власти стали искать его, чтобы посадить обратно в тюрьму, но Ували успел скрыться.

Иные каялись, говорили, что они к большевикам примкнули по неведению и незнанию; таких освобождали. Освободили, например, Нуржана Шегина.

Положение в тюрьме становилось все хуже. Собственную одежду вплоть до нижнего белья отобрали. Выдали нам казенное нательное белье из грубого льна, короткий пестро-черный пиджак, вместо постели мы получили по одному льняному мешку, слегка набитому сеном. Спим на деревянных нарах, а кто попал позднее — на земляном или каменном полу. Камеры закопченные, вонючие, очень тесные, переполненные. С воли передачи не принимаются. Кормят нас водой, непропеченным ржаным хлебом с горелой коркой. Из полусырого хлеба можно делать кумалаки [47] Кумалак — мелкие камешки, зерна, катышки и т. д. в количестве 41 для гадания. (Прим. переводчиков). и пешки для игры.

В тюрьме двенадцать камер сплошь забиты большевиками. Заключенные сильно похудели, будто застигнутые тяжелой болезнью. В нашей камере два окна, на них решетки из четырехгранного толстого железа. В одном окне есть форточка. Открывать ее не разрешают, но она у нас все время открыта. Духота от этого нисколько не рассеивается. Когда укладываемся спать, ни на деревянных нарах, ни на каменном полу не найдешь свободного места, даже размером в ладонь.

Днем сидим, сгрудившись полукругом, и ищем способа убить время. Одни играют в шашки из хлебного теста, другие переговариваются, третьи поют песни, четвертые хмуро бормочут о чем-то, пятые, уставившись в окно на волю, часами сидят безмолвно и неподвижно.

Каждый день перед окнами появляются родственники или знакомые арестованных. Казаки никого не подпускают близко, а когда их сменяют мобилизованные в солдаты крестьяне, те делают вид, что ничего запрещенного не замечают, и тогда можно перекинуться через решетку словцом со своими родственниками, услышать весточку о жизни на воле.