Эдуардо Галеано - Вскрытые вены Латинской Америки

В прежние времена этот край был самым важным в Бразилии. А теперь... «Теперь не то, — говорит старик. — Теперь здесь мертво. Молодых нет. Уходят молодые». Он идет рядом со мной, медленно ступая босыми ногами, под мягкими лучами вечернего солнца. «Видите, вон, на фасаде церкви, солнце и луна. Это означает, что рабы работали здесь день и ночь. Этот собор строили негры, а тот — белые. А вот дом монсеньора Алипиу, который умер точно девяносто девяти лет от роду».

На протяжении одного лишь XVIII в. добыча вожделенного металла в Бразилии превзошла общий объем золота, которое Испания добыла в своих колониях за два предшествовавших века[63]. Сюда хлынули толпы авантюристов и ловцов счастья. В 1700 г. в Бразилии насчитывалось 300 тыс. жителей; столетие спустя, после стольких «золотых» лет, население ее увеличилось в одиннадцать раз. Но менее 300 тыс. португальцев эмигрировало в Бразилию в XVIII в. — «это больше, чем количество людей, переселившихся из Испании во все ее американские колонии» [64]. Предполагается, что общее число негров, вывезенных из Африки от начала завоевания Бразилии и до самой отмены рабства, составило примерно 10 млн. человек. И хотя мы не располагаем точными цифрами для XVIII в., нужно принять во внимание, что период золота поглощал рабочую силу невольников в огромных масштабах.

Благодаря богатым урожаям сахарного тростника, которые давал Северо-Восток, Салвадор (Баия) был процветающей столицей, но «золотой век» в Минас-Жерайс привел к перемещению политико-экономической оси страны на юг, и в 1763 г. портовый город Рио-де-Жанейро стал повой столицей Бразилии. В центре этого района, где бурно развивалась молодая горнорудная промышленность, стремительно вырастали города и поселения, порожденные бумом и головокружительной легкостью обогащения «скопища мошенников, бродяг и преступников», как изволил изящно выразиться один из представителей колониальных властей того времени. Вила-Рика-ди-Оуру-Прету получил статус города в 1711 г.; толпы, хлынувшие на золотые рудники, превратили это место в средоточие цивилизации золота. Симан Феррейра Машаду, описывая /86/ этот город 23 года спустя, говорил, что могущество самых процветающих лиссабонских купцов — ничто по сравнению с тем, что приобрели дельцы из Оуру-Прету: «Сюда, как в порт, плывет и оседает в королевской казне грандиозное количество золота со всех рудников. Здесь живут люди более образованные, чем в других местах, как светские, так и духовного звания. Здесь — вся аристократия, тут сосредоточены войска. В силу естественных условий этот город — всей Америке голова, а по неслыханному богатству— драгоценная жемчужиyа Бразилии». Другой писатель того времени, Франсиску Таварес ди Бриту, в 1732 г. дал Оуру-Прету определение «золотой Потоси» [65].

В Лиссабон постоянно поступали жалобы и протесты по поводу греховной жизни в Оуру-Прету, Сабаре, Сап-Жоао-д'Эл-Рее, Рибейран-ду-Карму и вообще во всем бурлящем районе золотодобытчиков. Здесь наживали состояние и разорялись в мгновение ока. Падре Антонил доносил, что находится немало владельцев горных разработок, которые не задумываясь выкладывают целое состояние за негра, хорошо играющего на трубе, или за проститутку-мулатку, «чтобы бесконечно предаваться с нею омерзительным греховным удовольствиям». Однако люди в сутанах вели себя не лучше: официальная переписка той эпохи приводит немало фактов, свидетельствовавших против «дурных священников», пагубно влиявших на население. Они обвинялись в том, что, пользуясь своей неприкосновенностью, прятали контрабандное золото в маленьких деревянных изображениях святых. В 1705 г., как утверждали, в Минас-Жерайс не было ни одного святого отца, которого интересовало бы, верит ли его паства в Христа, а 6 лет спустя королевский двор запретил пребывание в этом районе какого бы то ни было религиозного ордена.

Тем не менее здесь во множестве строились прекрасные по архитектурному решению и отделке соборы в характерном для района стиле барокко. В Минас-Жерайс стекались лучшие мастера того времени. Внешний вид соборов был строгий, сдержанный; по внутреннее убранство, символ божьего духа, сияло чистым золотом алтарей, запрестольных украшений и барельефов; украшая интерьеры, не скупились на драгоценные металлы, для /87/ того чтобы богатство церквей было подобно «богатствам Неба», как советовал монах Мигел ди Саи-Франсиску в 1710 г. Церковная служба стоила невероятно дорого, но на рудниках все было фантастически дорого. Так же как Потоси, Оуру-Прету лихорадочно проматывал свалившееся на него богатство. Религиозные процессии и представления были поводом для демонстрации роскошных нарядов и ослепительных украшений. В 1733 г. один из религиозных праздников продолжался больше недели. Кроме процессий — пеших, конных, в праздничных повозках, украшенных перламутром, шелком и золотом, участники которых выступали в фантастических и аллегорических костюмах, устраивались также конные турниры, корриды и танцы на улицах под аккомпанемент флейт и гитар[66].

Владельцы горных разработок с пренебрежением относились к крестьянскому труду, и в разгар процветания в 1700 и 1713 гг. этому району пришлось пережить голод. Миллионеры вынуждены были есть кошек, собак, крыс, муравьев и ястребов. Рабы теряли силы и здоровье на промывке золота. «Здесь они работают, — писал Луис Гомес Феррейра, — здесь и едят, а подчас и спят; и поскольку, работая, они обливаются потом и стоят босыми ногами на холодной земле, на камнях или в воде, то во время еды или отдыха поры у них закрываются и происходит такое сильное охлаждение, что они быстро и очень опасно заболевают: тяжелые плевриты, апоплексия, судороги, паралич, пневмония и многие другие недуги одолевают их» [67]. Болезнь была божьей милостью, потому что приближала смерть. «Лесные капитаны» в Миттас-Жерайс получали вознаграждение золотом за каждую голову беглого раба.

Когда рабов измеряли, взвешивали и грузили на суда в Луанде, их именовали «товаром для Вест-Индии»; по прибытии в Бразилию выжившие рабы превращались в «руки и ноги» белого господина. Ангола в обмен на одежду, алкогольные напитки и огнестрельное оружие экспортировала рабов-банту и слоновую кость, но горняки из Оуру-Прету предпочитали негров из маленького прибрежного поселка Вайда на побережье Гвинеи, потому что они /88/ были покрепче, повыносливей, чем другие, и умели отыс¬кивать золото с помощью колдовства. Кроме того, каж¬дый горнопромышленник желал иметь по крайней мере одну черную любовницу из Вайда — чтобы удача никогда не покидала его на приисках [68].

Добыча золота не только вела к расширению работор¬говли, но и поглощала значительную часть черной рабочей силы, занятой прежде на плантациях сахарного тростника и табака в других районах Бразилии, остав¬шихся теперь без рабочих рук. Королевский указ 1711 г. запретил продажу рабов, занятых на сельскохозяйственных работах, в рудники, за исключением тех, что проявили «испорченность характера». Но ненасытный Оуру-Прету требовал все новых рабов. Негры умирали быстро, лишь в редких случаях выдерживая лет 7 непрерывной работы. Но что правда, то правда: прежде чем переправить негров через Атлантику, португальцы всех их крестили. В Бразилии рабы были обязаны посещать мессу, хотя им запрещалось приближаться к алтарю и садиться на скамьи.