Эдуардо Галеано - Вскрытые вены Латинской Америки

Из-за усиливающейся безработицы нефтяные поля на озере Маракайбо попали в полосу острого кризиса. Само озеро внешне выглядит как сплошной лес нефтяных вышек. Без конца качающиеся коромысла, венчающие металлические каркасы остроконечных вышек, вот уже полвека порождают величие и нищету Венесуэлы. Рядом с вышками в огне факелов попутного газа сгорает богатство, не принося стране ни цента дохода. Нефтяные насосы можно встретить даже внутри домов, на перекрестках улиц, везде, где в свое время ударили фонтаны нефти. Но сначала они забили на берегах озера: там нефть окрашивает в густой черный цвет мостовые и одежду людей, еду и стетты, даже местные профессионалки в любви носят такие «нефтяные» прозвища, как Труба, Четыре Клапана, Коромысло, Буксир. Цены на одежду и еду здесь много выше, чем далее в Каракасе. Эти не так давно родившиеся /240/ поселки, с первой минуты обреченные на жалкую участь, судорожно радуются каждой минуте своего временного процветания, хорошо понимая, что будущего у них нет. Когда скважины истощаются, люди принимаются лихорадочно бороться за выживание, возможного отныне лишь благодаря чуду; тогда в поселках остаются скелеты домов, черная и маслянистая вода в реке, убившая рыбу и облизывающая безжизненные берега. Из-за массовых увольнений, вызванных быстрой механизацией, беда приходит в города, живущие благодаря тому, что рядом добывают «черное золото». «Здесь словно девятый вал прокатилась нефть, исковеркав наши судьбы», — говорил в 1966 г. один из обитателей Лагунильяс. В Кабимас, бывшем на протяжении полувека центром самого богатого нефтью района Венесуэлы, подарившем благосостояние Каракасу и другим городам капиталистического мира, нет даже канализации. В этом городе, который теперь приходит в запустение, заасфальтированы лишь две улицы.

Нефтяная лихорадка в этих краях началась много лет назад. В 1917 г. в Венесуэле уже кое-где качали нефть, по нефтяных вышек почти не было видно среди огромных старых латифундий, пространных и никем не заселенных земельных участков, целинных земель, на которых «асиендадо» повышали производительность труда, подхлестывая пеонов бичами или просто закапывая их живыми по пояс в землю. Но в конце 1922 г. вдруг словно взорвалась скважина «Ла-Роса», которая стала давать по 100 тыс. баррелей нефти за день; после этого началось нефтяное сумасшествие. На берегах озера Маракайбо появились странные машины и люди в пробковых шлемах, здесь застучали буры и заскрипели вороты; к озеру стали стекаться окрестные крестьяне; разбив свои времянки из досок и металлических банок из-под нефти посреди горючей почвы, они стали предлагать свой труд нефтедобытчикам. Непривычный говор пришельцев из Оклахомы и Техаса впервые зазвучал на венесуэльских равнинах и в сельве. Он проник в самые укромные уголки страны. В мгновение ока возникло около сотни компаний по добыче нефти. Королем, правившим бал на этом буйстве раздачи концессий, был тогдашний диктатор Хуан Висенте Гомес, скотовод с подножья Лид, стоявший у кормила власти в этой стране целых 27 лет — с 1908 по 1935 г., — беспрерывно заделывая детей и занимаясь бизнесом. Поток «черного золота» лился как буйная река, а Гомес щедро доставал из кармана /341/ нефтяные акции, наделяя ими друзей, родственников и приближенных, не обходя и врачей, лечивших его предстательную железу, и генералов, обеспечивавших его личную безопасность, и поэтов, распевавших гимны в его честь, и архиепископа, охотно дававшего диктатору специальное разрешение на то, чтобы тот мог обжираться мясом даже по страстным пятницам. Великие державы награждали Гомеса все новыми орденами, которые тот радостно вешал себе на грудь, — автомобили, заполнившие во всем мире шоссейные дороги, следовало вволю поить бензином. Фавориты диктатора также раздавали налево и направо концессии компаниям «Шелл», «Стандард ойл» и «Галф», злоупотребление служебным положением и коррупция вели к тому, что началась невиданная до этого спекуляция, недра страны истощались прямо на глазах. Индейские общины согнали с принадлежавших им земель, многие крестьянские семьи — кто по-хорошему, а кто и по-плохому — были лишены своей жалкой собственности. Закон о нефти Венесуэлы от 1922 г. составлялся представителями трех корпораций Соединенных Штатов. Нефтяные поля были окружены колючей проволокой. За проволокой всем распоряжалась собственная полиция. Вход на эти охраняемые участки был запрещен всем, у кого не было соответствующих документов, выданных нефтяными компаниями, запрещалось далее проезжать по дорогам, по которым нефть вывозили в порты на экспорт. А потом, в 1935 г., Гомес скончался, и тогда рабочие-нефтяники перерезали колючую проволоку, окружавшую их поселки, и объявили всеобщую забастовку.

Падение правительства Ромуло Гальегоса в 1948 г. положило конец реформистскому циклу, начатому в стране тремя годами раньше. Захватившие власть военные быстро сократили до минимума участие венесуэльского государства в прибылях, получаемых от добычи нефти филиалами картеля. Налоги на его предприятия были снижены, и уже в 1954 г. прибыли «Стандард ойл» увеличились на 300 млн. долл. В 1953 г. один из представителей деловых кругов Соединенных Штатов, оказавшийся в Каракасе, заявил во всеуслышание: «Здесь — полная свобода делать с деньгами, что тебе заблагорассудится; с моей точки зрения, такая свобода гораздо более важна, чем любые так называемые политические и гражданские свободы, вместе взятые»[55]. Когда в 1958 г. был свергнут диктатор Маркос Перес Хименес, Венесуэла представляла собой огромный нефтеприиск, застроенный тюрьмами и камерами пыток, все импортировавший из Соединенных Штатов: автомобили и холодильники, сгущенное молоко, яйца, овощи, законы и декреты. Доходы самой большой из рокфеллеровских компаний, «Креоле», в 1957 г. составили по декларации сумму, почти вдвое превышающую ее капиталовложения в стране. Правительственная революционная хунта, созданная после свержения Переса Хименеса, увеличила с 25 до 45% налоги на прибыли крупнейших фирм. В качестве ответных репрессивных мер картель спровоцировал резкое падение цен на венесуэльскую нефть на мировом рынке; именно тогда и началось массовое сокращение рабочих. Цены на нефть, добытую в Венесуэле, упали так низко, что, хотя налоги на добычу были увеличены, а экспорт заметно возрос, в 1958 г. государство получило от нее на 60 млн. долл. меньше, чем в предыдущем году.

Последующие правительства не решились национализировать нефтяную промышленность, хотя и перестали с 1970 г. выдавать иностранным компаниям новые концессии на добычу «черного золота». Тем временем картель увеличил добычу на подконтрольных ему месторождениях Ближнего Востока и в Канаде, а в Венесуэле прекратил изыскания но обнаружению новых скважин, причем экспорт нефти, полученной из старых, был сведен до минимума. Таким образом, эффективность политики непредоставления новых концессий, проводимая принадлежащей государству «Венесуэльской нефтяной корпорацией» (КВП), была сведена на нет, тем более что эта организация не сумела принять в сложившихся условиях действенных мер. Корпорация ограничилась лишь тем, что кое-где бурила отдельные новые скважины, по-своему поняв напутствие, полученное от президента Ромуло Бетанкура: «Не превращаться в гигантское нефтяное предприятие, а быть посредником при предоставлении новых концессий в новых условиях». Хотя эта формула провозглашалась несколько раз, она так и не была реализована на практике.