Павел Северный - Андрей Рублев

Игуменья Ариадна, оставив в трапезной захворавшую монахиню Глафиру с пятью сестрами, направилась в церковь. Тропа, вытоптанная в сугробах, вилась по березовой роще. На деревьях, отряхивая с ветвей блестки инея и перелетая с места на место, оглушительно стрекотали сороки. Игуменья вела под руку хромавшую схимницу Пелагею, а та, зажимая руками уши, надрывно выкрикивала:

– Сестрицы, не к добру веселость сорок! Беда возле нас. Не зряшное сказываю. Верная примета. Сорочья радость под солнышком не к людской радости.

Игуменья успокаивала встревоженную старуху:

– Господь с тобой, праведница. О чем толкуешь? Не будет беды. Миновали нас беды. Не донимай себя пустым страхом.

Но схимница, не унимаясь, продолжала выкрикивать:

– Забываешь про татар? А оне вовсе рядом. Зорят Русь окрест нас. Забываешь про нехристей. Не зря бедой пужаю, Ариаднушка. Не к добру стрекочут сороки в великую стужу! Пойдем ходче.

– Нельзя тебе спешить, задохнешься.

– Пойдем ходче. В храме вели двери накрепко затворить. Беду чую. Горе нам будет.

Схимница ускорила шаги, то и дело падала и вскакивала. Ариадна старалась ее поддерживать, но идти вдвоем по узкой тропе было неудобно, ноги проваливались в сугробы, но, понимая душевное состояние перепуганной престарелой схимницы, молчала…

В храме холодно, но светло.

Высоко в стенах прорублены узкие обрешеченные окна, и через них стены в росписи опушены инеем. Полосами золотой парчи в окна вливается солнечный свет.

Стоя на коленях, молятся старые монахини, перебирая четки, крестясь, кладут земные поклоны, вслушиваясь в чтение Евангелия. Перед аналоем с раскрытым Евангелием стоит игуменья Ариадна, четко выговаривая слова, читает главы о молении Христа в Гефсиманском саду. Радостно в храме от обилия солнца, и будто нет на Руси всенародной беды. Свежи краски расписанных стен. Певучи краски на иконах в алтарной преграде без позолоты. Гордая скромность в храме, и весь он во вдохновенных замыслах Андрея Рублева и Даниила Черного.

Перед киотами подсвечники, выкованные из железа. Только на редких иконах оклады из серебра, да перед иконами Деисуса серебряные лампады, но огоньков в них нет.

Читает игуменья свидетельства евангелиста о молитве Христа, а сама продолжает вслушиваться в сорочье стрекотание. По временам оно проникает в храм, и тогда чаще крестятся молящиеся монахини. Встревоженность схимницы Пелагеи передалась Ариадне. Успокаивая себя, она начинает читать наизусть, а сама внимательно всматривается в роспись на стенах, выполненную кистью Андрея. Хорошо знает все написанное им, неотлучно была в храме, когда он творил его украшение.

Замолчала Ариадна, когда услышала возле храма дикие гортанные выкрики и конское ржание. В дверь храма посыпались удары. Монахини, на мгновение оцепенев от испуга, вскрикивая, торопливо вставали. Стук в дверь все настойчивей.

– Не отпирайте. Беда к нам ломится. Татары, – кричала, заметавшись по храму, как хромая черная птица, схимница Пелагея. – Не отпирайте!

Снаружи в дверь ударяли бревном. Ариадна, перекрестившись, подошла к двери и отодвинула железный засов. Внутрь с криками ворвались конники. Монахини бегали по храму и наконец сгрудились на правом клиросе. Игуменья, вернувшись к аналою, продолжала чтение наизусть. Стояла выпрямившись, зажав в руках посох, увенчанный золоченым крестом. Конники толпились вокруг нее, крича и пересмеиваясь, кто-то из них попытался подойти к аналою вплотную и протянул руку к Евангелию, но от окрика игуменьи отшатнулся в сторону.

Пробивая путь в толпе конников ударами нагайки, в храм вошел темник Хидыр. Из-под мехового треуха едва видно его старческое морщинистое лицо. Сам татарин мал ростом. Следом за ним вошел молодой русич без шапки, но одетый в пестрый татарский халат. Темник, оглядывая храм, недовольно морщился: он не ожидал, что храм так беден. Оглядев все, темник крикнул:

– Костер!

Выполняя его приказание, несколько конников покинули храм и, быстро вернувшись с охапками сена и дров, зажгли в храме костер. Когда пламя набрало силу, темник, постояв около костра, погрел над ним руки. Вслушиваясь в непонятные слова, выговариваемые игуменьей, подошел к ней, не выдержав ее пристального взгляда, недовольно пробурчал:

– Ассалям галяйкум, баба.

Игуменья замолчала и, сдерживая волнение, смотря в лицо темника, ответила на его доброе пожелание:

– Вагаляйкум ассалям.

Правильно сказанные татарские слова понравились темнику. Он поманил русича-толмача, но не успел отдать ему наказ, как игуменья крикнула толмачу:

– Не погань голосом святость храма, гнилая душа! Без тебя сговорюсь с татарином.

Темник, заметив на лице толмача растерянность, крикнул:

– Скажи черной бабе, зачем мы здесь.

Но темник от неожиданности и сам растерялся, когда услышал заданный по-татарски вопрос игуменьи:

– Сам скажи, зачем незваным объявился?

– Говоришь по-нашему?

– Слышишь.

– Очень хорошо, черная баба.

– Погреться к нам пожаловал? А у нас та же стужа.

– Слушай меня!

Темник вернулся к костру, держа над огнем руки и стоя спиной к игуменье, резко выкрикнул:

– Куда спрятала своих молодых черных девок?

– Нет их здесь.

– Вижу! – обернувшись, кричал темник. – Где спрятала?

– Там, куда у тебя не хватит смелости заглянуть.

– Заставлю сказать.

– Попробуй.

Темник, сплюнув, торопливо шагнул к игуменье, но остановился и, ругаясь, зашагал около костра, под которым уже горел пол.

– Слушай, черная баба. По слову московского боярина знаю, что в твоем вороньем гнезде хранится золото и серебро мертвой матери московского князя Василия.

– Сам видишь. Наше богатство – одни старухи.

– Врешь.

Обозлившись, темник подбежал к игуменье, ткнул ее черенком нагайки в камилавку и скинул ее с головы, но увидел седую голову и закричал:

– Врешь, черная старуха! Говори, где тайник? Не скажешь, буду тебя бить. Говори.

Игуменья вновь начала наизусть читать Евангелие. Темник приказал искать в храме спрятанное богатство. Ревностно выполняя приказание, конники, разбежавшись по храму, начали крушить киоты. Отталкивая друг друга, задыхаясь от едкого дыма, скидывали со стен иконы, кинжалами сдирали с них оклады. Обрывали лампады. Игуменья была спокойна, зная, что священники унесли с собой все ценные церковные сосуды.

В храме стоял треск срываемых со стен досок. Воины, обшарив алтарь, распахнув царские врата, сорвали с престола укрывавшую его парчу, бегали по храму, надев на себя ризы, и, стараясь перекричать друг друга, извещали темника, что ничего не смогли найти.

К игуменье подошел русич-толмач:

– Пока добром просим. Сказывай, где княгинино одарение. Не скажешь, станешь покойницей.