Павел Северный - Андрей Рублев

Однако это не помогло ему избавиться от страха за свою судьбу. Даже хмельное питье не помогло затуманить ясность мышления и забыться.

Он стал придумывать всякие хитрости, которые помогли бы обмануть рязанского князя ложными вестями о путешествии митрополита. Додумался до того, что решил сообщить князю самим придуманную дату, но вовремя спохватился, сообразив, что у Рязани в Москве кроме него имеются и другие слухачи, которые наверняка по приказу Нюхтина тоже будут вызнавать намерения митрополита.

Измучившись от разброда всяких мыслей, Демьян после полудня на третий день внял наконец совету супруги сходить в баню попариться до седьмого пота, похлестав себя заговоренным веником. Вернувшись из бани в полном изнеможении, отпиваясь квасом, боярин неожиданно ухватился за блеснувшую светлую мысль – сообщить об узнанном от Нюхтина родственнику жены, монаху Чудова монастыря, тот обязательно даст дельный совет.

Повеселев от принятого решения, верному человеку отдав приказ – гнать в Москву и передать иноку, чтобы объявился на Клязьме без промедления, так как боярин нежданно занедужил.

Филарет, монах Чудова монастыря, узнав о хворости боярина, беспокоясь о судьбе сестры, спешно прибыл на Клязьму и, застав родственника в полном здравии, догадался, что позван совсем по иному делу, и, конечно, по важному.

Скорое появление Филарета застало боярина врасплох. Он не успел придумать, как объяснить то, каким образом до него дошли вести о задуманном злодеянии, и сделать так, чтобы у Филарета не появились от недоверия свои домыслы на этот счет.

Зная характер Филарета, Демьян, предваряя важный разговор, старался гостя улестить словами об его уме и сметливой прозорливости. Этот разговор состоялся после обеденной трапезы, за которой хозяин и гость, вкушая с удовольствием обильную снедь, мало уделяли внимания хмельному питью.

Откушав, Филарет высказал благодарность сестре за угощение и предложил боярину отправиться после чревоугодия на прогулку.

Дородный и даже грузный Филарет на облик был благообразен. Его взгляд карих с лукавинкой глаз был пытлив, в нем угадывалось умение этого человека владеть собой.

Боярин и монах вначале шли тропинкой молча, лишь оказавшись на берегу Клязьмы, Филарет, оглядев боярина, спросил:

– Подошла пора, Демьян, поведать, по какой надобности затребовал меня.

Кромкин стер рукой со лба выступивший пот и, смотря себе под ноги, сообщил, что недавно от прохожего странника, Божьего человека из Рязани, прослышал о том, что в Орде замыслили злодеяние против житья митрополита Алексия. Окончив рассказ, Демьян, довольный, что говорил гладко и убедительно, взглянул на собеседника и смутился, увидев на его лице усмешку, явно свидетельствующую о том, что монах сомневается в правдивости рассказанного.

– По правде поведай, от кого узнал лихую весть? – спросил Филарет. – Сказывай, кто из Рязани посетил тебя, ибо оттуда крамольные вести у нас заводятся.

– Про что спрашиваешь, непонятно?

– Про то самое, кое нюхом чую. Конечно, мое дело сторона, потому на твоей совести от кривды затвердеет короста.

– Пошто же эдакое недоверие?

– Поведанное тобой понять заставило, что надобно тебе от меня совет заполучить, что надобно изладить для извещения владыки о задуманном. Совет ждешь не какой-нибудь, впопыхах с языка скинутый, а чтоб был со смыслом мудрости.

– Сделай милость, Филаретушко. Ведь какая страсть замыслена. Сделай милость, просьбу мою не оставь без внимания.

– Про какую милость лопочешь? Тебе, чать, [6]понятно, что даром о таком думать не стану. Тебе ведомо, что по воле Всевышнего задаром только птахи наш слух услаждают. Но аз многогрешный разумею, что даровой совет завсегда безо всякой пользы оборачивается.

– Так разве даром прошу? Не малолеток, понимаю.

– Тогда другой сказ. Уважу твое пожелание за угодья возле деревеньки Костылихи. Лес там больно духовитый. Тебе он вроде лишний, а мне – с руки. Как решишь?

Боярин, не ожидавший такой спрос за совет, даже остановился, хотел было начать торг, но сплюнул и, кивнув, ответил:

– Согласен. Сказывай, чего ладить. Не томи!

– Больно скорый. Просишь не блоху на ногте раздавить.

– Дак!

– Помолчи малость.

Филарет, шевеля губами, долго шагал молча, временами приподнимая голову и глядя на небо, потом, остановившись, твердо сказал:

– Подкидную грамотку владыке сотворим…

Пятый день после полудня над Окой начинал дуть одичалый ветер. Такому ветру время по осени лист обрывать, а он буянит в летнюю пору. Его шквалы налетали с северной стороны, распарывая в небесах паруса облаков.

Временами меркло солнце, а река разом темнела, отливая стальным холодным блеском.

Богатырским шлемом высится над Окой кремль Рязани. За его стенами шумно шелестит листва молодых деревьев. Посажены всего шесть лет после последнего нашествия на княжество. Огонь, запаленный врагами, погулял по Рязани и по всему княжеству вольготно.

Разорили княжество татары, а князь Олег упрямо приказывал рубить новый кремль, собор и всякие жилища из дубовых бревен. В венцы его терема положены бревна в один обхват. Дубы рушили в зимнюю стужу спящими, чтобы, расставаясь с жизнью, не плакали, а их соки, утихомиренные, оставались в бревнах, помогая им каменеть в срубах. Кремль ставили под зорким приглядом князя. Хоромы князю поставили просторные. Семья у Олега большая.

Кремль Рязани с виду суров. Суров и князь Олег Иванович – недаром в народе кличут его неулыбчатым. На Руси знают, что именно Рязань заслоняет Москву с юга, а с востока за нее принимают на себя вражескую злобу княжества Владимирское и Нижегородское.

С гульбищ княжеских хором Ока как на ладони. Глаз не оторвешь от ее вольготных просторов, богатых водой. Она – спасительница людей при любом вражьем лихе. За нее уходит народ вместе с князем. За Окой отсиживаются до той поры, пока враги, досыта не наглотавшись дыма пожарищ, уволакивая добро и пленных, убираются откуда пришли.

Одичалый ветер мечется, взбугривая реку волнами с пенистыми гребнями. Ветер, о том вся Рязань знает, нагоняет на князя мрачность, его взгляд в такую пору холодит всех, на кого он смотрит.

Ветер начал мутить разум князя с того года, когда Боброк, по слову Москвы, наказывая Рязань за упорство неподчинения воле князя Дмитрия, разбив рязанские рати, заставил в страхе бежать за Оку и княжеством временно правил Пронский. Спасибо зятю, мурзе Салахмиру, уговорил Дмитрия простить Олега и дать ему возможность вернуться в удел. Татарский родственник удел вернул, но Орда не помиловала и княжество следом разорила.

Олег Иванович живет с худой славой на Руси. Слывет горделивым, заносчивым и мастаком распускать про неугодных ему князей обидную молву, из-за которой порой льется кровь. Он сел на княжество, когда Дмитрий еще разводил мокреть в пеленках, и Олега злило, что судьба милостиво обошлась с Дмитрием, возвысив его над всеми уделами. А все только потому, что для Москвы от любой беды Рязань – заступница. Олег считает, что его Рязань древнее Москвы, больше выстрадала, обливаясь кровью и слезами за Великую Русь…