Павел Северный - Андрей Рублев

Выполняя наказ Епифания, Даниил Черный, Андрей Рублев, Прохор из Городца и его ученики в укромном месте радонежских лесов спрятали самые древние книги, летописи и иконы и укрыли так, чтобы враг не смог догадаться о тайнике.

Над Москвой сырой вечер. Однако ненастье не помеха житейскому водовороту людской суеты. Людьми управляет страх. Страх перед тем, что несет с собой нашествие Тимура. От слухов Москва и уделы все более теряют уверенность, что смогут найти спасение от надвигающейся беды. Куда-то уходят, а потом возвращаются ратные дружины. У князя Василия, у воевод, у бояр нет единомыслия, где встречать врага. Ждут слова князя, а он твердого слова не говорит. За Москвой сохранилась слава победительницы на Куликовом поле, но Русь как ни старается, а не может уверовать в повторение ратного чуда.

Москва пустеет. Потерявшие волю покидают город, сознавая его обреченность. В слободах и посадах несмолкающий стук молотков – люди заколачивают покидаемые жилища. Здесь ходят слухи, что князь при появлении врага прикажет все выжечь вокруг Кремля. Кремль всех вместить не сможет, а потому стараются заранее вывести стариков, женщин и детей в лесную укромность.

Однако по слободам и посадам не затухают кузнечные горны, здесь немало людей, принявших твердое решение стоять насмерть, несмотря на растерянность князя, воевод и бояр.

В Кремль скачут гонцы. Привозят вести, от которых захватывает дыхание, мол, татары из Орды уже ищут на просторах Руси спасения от Тимура. Разорив Орду, Тимур направится на Русь. И хотя во всех еще живет надежда на спасение, на милость Божью, но и эта надежда не оправдывается…

В Успенском соборе беспрестанно служат молебны о спасении от супостата. Огромный храм пуст. Перед иконами огоньки на редких стебельках восковых свечей. Теплятся неугасимые лампады.

В стайке старух боярынь заметна вдовая великая княгиня, Евдокия Дмитриевна. Пришла в собор хотя бы временно обрести успокоение, но молиться не может – мешают мысли о том, чем живет Москва да и вся Русь.

Узнала вчерашним вечером от сына Василия, что Тимур разгромил Тохтамыша под Чистополем и теперь его полчища разоряют города Золотой Орды. Жалеет княгиня, что узнала вести, о которых еще не знает Москва и Русь, – Василий настрого приказал матери молчать – узнай их Москва, и ничем не сдержать тогда людской паники. Страшно княгине от мыслей о неведомом будущем.

Слушает княгиня слова молитв и не находит в них для себя утешения. Нет в них ответа на вопрос, что скоро будет с Москвой и со всей Русью. Глухое молчание вокруг княгини. Даже Сергий Радонежский предпочел закончить жизненный путь в молчании. Знал о причинах удельного разлада Руси и все же предпочел об этом умолчать, не сказав ничего Василию, в способность которого оберечь покой княжества верил. Почему же молчал? Множество вопросов, на которые она не знала ответов, оживало в сознании княгини, когда она думала о судьбе Руси, о разладе своих сыновей, о разладе среди удельных князей и боярства, среди духовенства и монашества. Вот и Василий всегда отмалчивается, потому что не любит давать ответы на ему самому непонятные вопросы.

Вздрогнула княгиня, когда с ней поравнялась молодая монахиня и, отвесив поклон, прошла мимо, а Евдокия тут же вспомнила, что не выполнила просьбу инокини Ариадны, которая хотела узнать, живет ли в Троицком монастыре иконописец Андрей Рублев. Из-за страха перед бедой позабыла княгиня о просьбе, а теперь совсем не сможет ничего узнать – покидает Москву вместе с женой Василия, станет нежеланной гостьей великого литовского князя Витовта.

Неожиданно в Кремле разом грянул звон всех колоколов на соборной звоннице. Следом ожили голоса всех кремлевских церквей. Оглушающий набат сотрясал стены собора. Бывшие в соборе богомольцы в испуге метнулись на его призыв.

Выбежав со всеми наружу, княгиня, пораженная, остановилась – площадь перед соборами быстро заполняли крикливые толпы. Не понимая, чем вызвана нежданная всеобщая радость, княгиня поспешила к великокняжеским хоромам. Там на крыльце увидела Василия, окруженного воеводами и боярами. Задыхаясь от волнения, она крикнула:

– Васенька!

Василий, увидев мать, сбежал к ней по лестнице навстречу:

– Матушка! Чудо свершилось! Спаслась Русь. Тимур от Ельца повернул восвояси…

– Да правда ли, сынок?

– Правда, матушка, правда.

Беда миновала. В летописях всякое писали о чуде избавления Руси от очередной погибели. Чаще всего упоминали, что Русь спасли дремучие леса, ее извечные охранители. Мол, Тимур не нашел в себе храбрости воевать Русь, увидав перед собой неведомые ему до сей поры заслоны лесной непроходности.

Но живое слово народной мудрости о летней поре Руси 1395 года рождало свои предания, былины и сказы.

Летописи можно сжечь, а народная память бессмертна. Преданиям, передаваемым из уст в уста, народ больше верит, зная, что летописи можно переписать по желанию того или иного князя, заменив в них правду кривдой. Да и сами летописцы не безгрешны, бывают послушны всем, у кого в руках сила, кто может велеть писать в летописях так, как выгодно, чтобы след добрый оставить в истории.

Погожее летнее утро. Ветер в радонежских лесах, раскачивая лесины, выпевает торжественным шумом мотив живой природы. Солнце тысячами лучей пронизывает лесную сумрачность, пахнущую сырым дыханием земли и теплой смолой, заливающей замшелые стволы елей и сосен.

Из-за реки Кончуры от людского жилья доносит ветер отзвуки песен, коими люди славят мирный трудовой покой. Снова звучат песни после того, как ветер выдул с просторов Руси страхи от ожидавшейся беды. Людям радостно, поэтому вновь зазвучали песни.

Идет по тропе Андрей Рублев, внимательно вслушивается в доносимые ветром обрывки песенных напевов. Иногда Андрей различит слова, вдруг покажется, что где-то он слышал их раньше, и остановится, чтоб понять, не обознался ли, а потом идет дальше, поняв, что такие песенные слова звучат по всей Руси. Песенные напевы, шум ветра и шелест листвы одаривают Андрея покоем, отступают тревога и поселившийся в душе страх, когда в Троицком монастыре узнали об идущих на Русь полчищах Тимура. Андрей, не задумываясь, решил вступить в ряды народного ополчения, хотя уже дважды чувствовал рядом ледяное дыхание смерти. Он был готов к тому, что его третья встреча с врагом не будет такой счастливой. Теперь, когда угроза миновала, он был рад, что в трудную пору не отсиживался в укромном месте, а был сопричастен к важному делу – спасению от врага древних книг и икон, свитков летописей и даже грамот, писанных на бересте. Они оказались в полной сохранности, и к ним, случись что, не прикоснулись бы руки врагов. Беда прошла, постепенно уходила тревога, теперь можно было снова жить волнениями творчества, искать смелые сочетания красок, писать лики святых, по-новому осмысливая выражения их глаз. После пережитого Андрей стал задумываться о том, что чудесное спасение отчей земли от нашествия – это такое же Божье чудо, как жизнь человека на земле.