Алан Голд - Королева воинов

Боудика помедлила перед тем, как сесть на лошадь. Она была одета как римлянка, она всегда облачалась в одежду матроны с тех самых пор, как стала королевой и приняла решение своего мужа жить с империей в мире, а не в войне. Она одевалась в римские одеяния при своем собственном дворе, и другие следовали ее примеру.

Однако, путешествуя по дорогам Британии, она должна была опасаться, что люди будут смотреть на нее с осуждением. Больше же всего ее беспокоило то, что правители, к которым она ехала и которые не одобряли ее дружбы с римлянами, могли отнестись к ней с гораздо меньшим уважением, чем если бы она выглядела как королева бриттов.

Угадав, что ее волновало, Прасутаг улыбнулся жене. Он подошел ближе, коснулся рукой ее ноги и мягко заверил ее:

— Ты удивительная женщина, Боудика, и настоящая королева своего народа. И другие вожди онемеют, встретив тебя на своем пути. Ты — пример, которому последуют все остальные.

Он произнес про себя молитву, поцеловал Каморру и посадил ее в седло, а потом попрощался с Боудикой и хлопнул по крупу ее лошади.

Они стояли неподвижно, отец и дочь, пока последняя повозка не скрылась из виду и тишина не воцарилась в саду. Затем повернулись и вошли в свой наполовину опустевший дом…

Процессия королевы иценов привлекала внимание крестьян в полях и жителей деревень везде, где она проезжала, и первый день не изобиловал событиями, ведь они двигались через земли, давно знакомые Боудике.

Первую остановку сделали через двадцать пять миль у подножия холма, на котором римляне построили деревянный форт Кантеллувел. До самой ночи они расставляли шатры, зажигали костры и готовили еду. Боудика с Каморрой поднялись на холм, чтобы поприветствовать римского военачальника.

Их встретили еще за палисадом с тремя караулами неряшливо выглядевших легионеров; все они были с копьями и смотрели подозрительно. Так как мать и дочь были одеты в римскую одежду, караульный спросил:

— Приветствую вас. Чего вы желаете?

— Боудика, королева иценов и друг Рима, со своей дочерью Каморрой прибыли посетить начальника укрепления и выразить свое уважение.

— Вы Боадицея? — спросил один из мужчин.

— Королева иценов. Немедленно скажите своему командиру, что мы желаем его видеть.

Стражники тут же исчезли со стены. Боудика с Каморрой слышали, как внутри раздавались крики, приказы и какое-то движение. Их визит явно наделал переполоху.

— Отлично! Именно так должна вести себя королева, и так должны ее встречать, — прошептала она своей дочери.

Через несколько мгновений тяжелые деревянные ворота распахнулись и появилась маленькая группа солдат. Один из них имел знаки отличия командира римской центурии. Он был на голову ниже прочих и коренастый, но исполненный сознания собственной значимости.

— Мое имя — Максимилий Вероник Африкан, центурион римской армии. Я приветствую Боади-цею, королеву иценов, и ее дочь. Соблаговолит ли госпожа отужинать с нами?

Боудика улыбнулась и покачала головой, так как слишком хорошо знала, какова на вкус еда римских солдат:

— Благодарю центуриона, но мои повара уже приготовили еду. Я пришла, чтобы выразить вам свое уважение, так как проезжаю через ваши земли, и уверить в своих самых добрых намерениях.

Римлянин улыбнулся:

— Госпожа, я знаю о вашем продвижении еще с полудня, мои гонцы донесли до меня эту весть.

— Не хотите ли вы и ваши солдаты разделить ужин со мной, Максимилий Вероник? Уверена, что ваша еда превосходна, но мои повара готовят мясо убитого сегодня оленя со свежими грибами, кореньями и клубнями в только что взбитом и посоленном масле, а также свежепойманную щуку, которую мы готовим в римском оливковом масле, и все это подается с фруктами из нашего сада, сохраненными в вине.

Она поймала голодный взгляд римлянина и с трудом сдержала улыбку.

— Моя госпожа, — сказал он, — я и два моих помощника будем счастливы присоединиться к вам. Мои люди останутся здесь, чтобы защищать местность.

Позднее вечером, после первого для него хорошего ужина, с тех пор, как римлян послали в глубь страны, центурион с Боудикой уселись под куполом звездного неба. Только случайные отблески света из какой-то далекой хижины нарушали глухую черноту леса и полей.

Римский солдат уже много выпил и с трудом выговаривал слова, но именно этого и добивалась Боудика.

— Нерон? — с трудом произнес он. — Я знаю только то, что не поселил бы свою дочь в одном с ним городе. Я слишком пьян и не должен говорить такое, но кое-что скажу моей госпоже. Хуже, в миллион раз хуже Нерона его мать. Вы ведь знаете, что она была женой проклятого императора Калигулы?

— Вы хотите сказать, его сестрой? — спросила Боудика.

— Я хочу сказать «его женой». Все, что исходит от этой семьи, может вызвать лишь отвращение. Калигула спал со всем, что шевелилось. Насколько я знаю, он спал с актером пантомимы Мнестером, со своими собственными сестрами Агриппиной и Друзиллой, с домашними собаками, кошками и лошадьми… — Центурион расхохотался и сделал еще один глоток вина. — Рассказывают, однажды он даже почтил своего коня Инцината как жреца и консула и сделал животному конюшню из слоновой кости и золотой кубок для вина. Чем они с конем занимались ночью, лишь богам известно.

Теперь даже Боудика расхохоталась, и это ободрило римлянина.

— К сожалению, не все из этого смешно. Эта грязная свинья, Калигула, делал чудовищные вещи. Известно ли вам, госпожа, что его сестра Друзилла забеременела от него, а этот ублюдок не мог дождаться рождения ребенка, который, по его мнению, был богом, приказал извлечь его из матери и съел плод! Когда Друзилла умерла, Калигула приказал объявить ее божеством. Разве он не монстр?

Боудика, слушая эту жуткую историю, почувствовала вдруг тошноту.

— А Нерон? — спросила она, пытаясь навести римлянина на интересовавшую ее тему.

— По всем слухам, госпожа, он начал свое правление очень хорошо. Правда, в телесных удовольствиях он поистине неистов и даже хуже, чем Калигула, так как спит с мужчинами, женщинами и детьми, но валено то, как он поведет себя в роли императора. Будет ли он таким же хорошим правителем, как вначале Клавдий? Кто может сказать? Возможно, он будет хорош, но в первые годы, насколько я помню, Калигула и Клавдий тоже были неплохи… — Он вздохнул. — Но вот к концу все они становились безумцами, эти императоры… Помните Тиберия, который приказал по своей прихоти истребить половину Рима?

Он замолчал, долил себе вина и сказал:

— Я всего лишь простой солдат. Я сказал слишком много, и за мои слова меня могут сегодня же казнить. Это все вино. Не говорите ничего моим командирам, прошу вас, иначе я буду мертв уже к утру.