Алан Голд - Королева воинов

Однажды днем, когда они были уже одеты и накормлены, Боудика пробралась на свою виллу. Она вошла через пустой проем, где раньше была дверь. Дом был совершенно пуст, лишен всего, что было в нем когда-то; все ковры и покрывала, все украшения, которые она любила, были украдены, как и вся посуда. Сборщики налогов мочой изгадили все стены и пол в каждой комнате, чтобы выразить свое отвращение в дому бриттов, и теперь дом издавал зловоние.

Боудика все же радовалась возвращению, это дало ей какие-то силы — она столько их уже потеряла, выхаживая дочерей и одновременно желая исчезнуть, покинуть эту жизнь. Но разрушение всего, чем она дорожила когда-то, возродило в ней жажду мести. Когда она поправится, когда сможет ездить на коне без криков боли и говорить, не рыдая от ярости, тогда придет время для возмездия. Она отомстит Дециану, римлянам, которые сотворили такое с ее семьей, но особенно — Кассию. Удовольствие от того, как она по кусочку будет рвать ему глотку, будет не сравнимо ни с чем другим на свете.

Она и девочки поправлялись, а люди уже приходили из самых дальних уголков ее земель, чтобы увидеть свою бывшую королеву и выразить ей свое сочувствие, свою любовь к ней и отвращение к тем, кто содеял с ней это. Прибывали и посольства из соседних королевств; вожди племен хотели увидеться с ней и рассказать о том, что испытали, узнав о ее судьбе.

От приходивших иценов Боудика узнавала, как римские сборщики дани по приказу советника Нерона Сенеки оставили ее страну нищей, как они забирали все, что под руку подвернется, чтобы возвратить те сорок миллионов сестерциев и проценты. Никогда еще ее людей так не притесняли, не вытягивали таких налогов, не унижали столь откровенно. Жить под властью римлян даже тем, кто считался их друзьями, становилось все более горько и тяжело.

Раны Боудики заживали почти месяц, еще месяц прошел, пока она смогла взбираться на коня. Все это время она проводила с дочерьми, гуляя с ними по полям, сидя у реки, ловя рыбу, наблюдая, как в ближнем озере купались утки. Она постоянно заботилась о своих дочерях, осушала их слезы, когда они плакали, гладила по волосам, пока они просто смотрели в небо.

Но Боудике нужно было выполнить одно дело, и, когда она уверилась, что может на некоторое время уехать и ее дочери не будут слишком страдать в ее отсутствие, она взяла у соседей лошадь и попрощалась, взяв обещание, что, если дети проснутся, друг и бывший слуга их успокоит.

Этот человек сохранил кое-что из ее прежней одежды, и потому Боудика смогла облачиться в длинное красное платье и зеленый плащ, который у шеи скреплялся бронзовой пряжкой. Теперь она снова выглядела как королева. Но она никому не позволит узнать о боли, что гнездилась в ее душе. В последний раз поцеловав детей и пообещав, что скоро вернется, Боудика отправилась на юг, в земли давних врагов своего племени — триновантов.

Когда Боудика вошла в длинную залу, король триновантов Мандубрак остался сидеть. Зала дышала стариной, напоминая минувшее фигурами древних богов в нишах, мечами и щитами на стенах, ветвями дуба и омелы на перекладинах — символами удачи. В этом доме не было ни одной римской безделушки. Обычно короли приветствовали друг друга, вставая, но ицены и тринованты были врагами дольше, чем кто-либо помнил, к тому же Мандубрак и Боудика не питали симпатий друг к другу.

— Я приветствую Мандубрака в знак дружбы и сестринской любви, — сказала она, войдя в залу. Под взглядами множества людей она шла, вдыхая запахи кельтского жилища, столь богатые, родные и знакомые с детства, столь отличные от запахов камня, мрамора, царивших в ее собственном доме.

Дойдя до середины залы, она произнесла:

— Я, Боудика, королева иценов, прошу разрешения у Мандубрака, короля триновантов, быть в его доме.

Она ждала разрешения. Он продолжал молчать. Вся зала, пораженная ее появлением, замерла. Отказать ей во входе было бы равносильно объявлению войны, оставить стоять — оскорблению.

— Почему Мандубрак должен впускать подданную Рима? — спросил он наконец.

— Я более не подданная Рима, великий король и правитель триновантов! Я стою перед тобой, как королева бриттов, свергнутая Римом. Я хочу отомстить.

Он кивнул.

— Я слышал, что римляне сделали с тобой в Камулодуне, нашей бывшей столице, которую украли у нас сначала катувелланы, а затем римляне. Я слышал также и о том, что случилось с твоими детьми.

Я оплакиваю ваше горе и оскорбление, вам нанесенное. Преступление против твоих детей не может быть прощено. Но я спрашиваю снова, Боудика, почему Мандубрак должен впускать того, кто однажды приникал к Риму, как дитя к груди матери? Годами ты и твой муж с презрением смотрели на тех из нас, кто подвергался грабежам, оскорблениям и насилию римлян, пока вы становились все богаче и жирнее на торговле с нашим врагом.

— Я пришла, великий король, чтобы выказать тебе уважение, признать свои ошибки и просить прощения за высокомерие, с которым мы относились к тебе, Мандубрак. Мы, ицены, ошиблись, когда подчинились Риму. Я и мой муж были неправы. Теперь я это вижу и потому пришла на коленях молить тебя понять и простить.

Все были ошеломлены ее речью. Боудика преклоняла колени перед их королем. Она, столь гордая и непреклонная!

— Выслушай же меня, Мандубрак. Моя семья понесла за наши ошибки тяжелую кару. Теперь пришло время платить Риму, но не несколькими смертями, как во время восстаний на западе, а горами тел, высокими, словно деревья в лесу. Не только разгромом одного легиона, но поражением всей армии, которая посмела вступить на священную землю бриттов.

Мандубрак покачал головой и произнес:

— Многие пытались победить римлян, но проиграли. Многие жены оплакивают мужей, погибших в борьбе с завоевателями. Вы с Прасутагом приветствовали римлян как гостей, и теперь ты здесь, потому что хочешь отомстить? Боудика! Я скажу тебе так. Много есть тех, кто справедливо жаждет возмездия. Дух Каратака ждет отмщения за его страдания, духи всех друидов, убитых на острове Англси, жаждут того Же. Но если ты пришла сюда просить помощи моих людей в возмездии за то, что сделали твоей семье римляне, то мой ответ — «нет». Когда придет время, я и мои люди поднимемся для нашей битвы, но не для твоей.

Взгляды всех триновантов обратились к Боудике. Медленно и царственно она пересекла оставшуюся часть залы и встала перед королем.

Склонив голову, она произнесла:

— Мандубрак прав, говоря, что есть те, кто жаждет возмездия больше. Пока бритты, как звери, скрывались в пещерах и храбро сражались с легионами, мой муж и я лежали на мягких постелях, ели фрукты и пили вино. Но я получила горький урок. Я поняла, что укус римской змеи глубок и опасен, я понимаю, отчего Мандубрак гневается на меня и иценов за наши ошибки в прошлом. Чтобы отомстить за себя и своих детей, я хочу преподнести империи такой урок, чтобы на улицах выли римские вдовы, пока кровь их мужей будет питать души бриттов. Я хочу так задеть императора, чтобы он на все времена возненавидел имя бриттов. Когда Боудика это сделает, люди сложат песни о том времени, когда бритты отбросили римлян и отомстили за все зло, что те совершили. Я, Боудика, готова собрать войско иценов. Тысячи соберутся вокруг моего меча. Они будут хорошо вооружены, они будут бесстрашны, и они посвятят жизнь свою мести за преступления, совершенные против рода Прасутага и всех иценов. Но этих тысяч людей недостаточно, чтобы сокрушить мощь римлян. Мне нужны воины других племен, которые смогут сражаться со мной плечом к плечу. Я здесь, Мандубрак, чтобы призвать тебя и твоих людей присоединиться к иценам в величайшей битве, в какую мы когда-либо вступали.