Валерий Язвицкий - Иван III — государь всея Руси (Книги четвертая, пятая)

— Видать, много перемен на Москве ныне, — заметила княгиня Анна Васильевна. — И Пушечный двор, и деньги златые, серебряные, и Грановитая палата, и новые храмы Божьи построены… Вижу вот и новые стены каменные круг нашего Кремля. Дай Бог здоровья Ванюше, брату моему, государю великому всея Руси!

При этих словах она истово перекрестилась и, обратясь к племянникам, сказала:

— Ведите меня к брату моему в хоромы, челом бить хочу ему о многом.

Государь Иван Васильевич встретил сестру у себя во дворе перед красным крыльцом, обнял ее и поцеловал троекратно, потом отодвинул от себя и ласково молвил:

— Как ты, Аннушка, на покойную нашу матушку походишь…

Он снова крепко обнял ее, поцеловал и спросил:

— Как здоровье твое, Аннушка? Как Бог тобя милует?

— Милует еще, Ванюша. Токмо вот зять твой не жалует…

— Ну о сем, Аннушка, у меня в покоях побаим подробно. Там для тобя давно уж стол собран. Закусишь с дороги. Ну-ка, Юрьюшка и Митенька, помогите государыне на красное крыльцо взойти. Яз сам поведу ее в свои покои, а вы узлы и коробы, какие она укажет, дайте слугам нести в покои великой княгини Елены Стефановны, где Анна Васильевна гостить остановится.

Государь взял сестру об руку и повел к себе в трапезную, где ожидали его прихода великая княгиня Елена Стефановна, дьяк Курицын и дворецкий. При входе Анны Васильевны в трапезную все шумно приветствовали ее. Елена Стефановна подошла к великой княгине рязанской под благословение и горячо поцеловала ей руку.

Обрадованный и взволнованный, дьяк Курицын тоже подошел к Анне Васильевне и заговорил:

— Сколь годиков-то не виделись? Мыслю, больше двадцати, Аннуш… прости… великая государыня Анна Васильевна…

— Какая там «великая государыня», скажи просто — Аннушка, ведь с пеленок меня знал. Поди ко мне, яз тя в лоб поцелую…

Неожиданно вошел Саввушка и, почтительно поклонившись всем, сказал:

— К тобе, государь, боярин со срочным докладом…

Иван Васильевич, продолжая улыбаться, молвил сестре:

— Прошу к столу, яз же сей часец вернусь… Петр Василич, похлопочи, вели подавать кушанья…

Государь вышел вместе с Саввушкой и прямо прошел в свой покой. Там ждал его боярин Товарков. Поклонившись, боярин глухо произнес:

— Пришло время, государь, начать мне деять то, о чем тобя ранее извещал. Днесь же тоже надобно руку наложить на крамольников…

— Добре! — меняясь в лице, но твердо молвил Иван Васильевич. — Возьми за приставы и княгиню мою и сына Василья и держи в их же покоях. Прикажи никого к ним не впущать и не выпущать. Поставь стражу коло их покоев из моего полка под видом почетной стражи. Поиманных же шестерых крамольников закуй в железа и держи у собя на дворе за крепкой стражей, доколе яз о них поразмыслю. К концу обеда жду тобя, обо всем решим, как и что деять дальше…

Государь быстро вернулся в трапезную, где слуги уже расставили на столе напитки и закуски: блюда с мелкой жареной птицей, зайцев, жаренных на сковородках, с пареной репой, икру разных видов и большой подовой пирог с печенкой к горячим штям, изготовленный нарочито по вкусу Анны Васильевны.

Перекрестившись, Иван Васильевич сел на свое место. Весело подняв кубок, он сказал:

— За твое здоровье, Аннушка!..

Все чокнулись, а княжич Юрий, вспомнив, что сегодня у матери его, Софьи Фоминичны, за обедом будет любимое его кушанье — баклава, неуверенно обратился к отцу:

— Батюшка, яз пойду днесь обедать к матери? Там баклава будет.

Все засмеялись, а государь, улыбнувшись, сказал:

— Эх ты! Уж в воеводах ходишь, а на баклаву, яко малое дите, льстишься…

— А мне с Юрьюшкой можно идти? — робко спросил Митя.

— Нет, — сдвинув брови, молвил Иван Васильевич. — Яз утре прикажу поварам для тобя к обеду тоже баклаву изготовить.

Все опять рассмеялись. В дверях появился Саввушка. Не успел он слово вымолвить, как государь торопливо сказал ему вполголоса:

— Скажи боярину, пождет пусть, а лучше того, ежели он днесь к ужину ко мне придет. Скажи, гостья-де у меня — дорогая и любезная сестра моя Анна Васильна… А к ужину ждать буду его в своем покое…

Ивану Васильевичу, как и раньше в таких случаях, захотелось оттянуть время от решений грозных дел…

Анна Васильевна устала с дороги, и ужин был подан раньше чем обычно, на вечерней заре.

Встав из-за стола, государь пожелал сестре доброй ночи и добавил:

— А о том, Аннушка, как тобя от литовских обид охранить, утре с тобой Федор Василич подробно побаит, а после обеда мы обо всем втроем подумаем и все, что решим, скрепим с тобой новым договором. Сей же часец мне надобно у собя в покоях о важном срочном деле подумать. Утре-то пришлю за тобой Федора Василича.

Великая княгиня Елена Стефановна повела Анну Васильевну на свою половину, в особую опочивальню, нарочито для нее приготовленную. Иван же Васильевич, вновь простившись с сестрой и снохой, пошел на свою половину. Войдя к себе в покой, где Саввушка уже зажег свечи и масляный светильник, государь, не видя боярина Товаркова, нахмурил брови и резко спросил:

— Сказывал ты боярину, что яз к ужину его ждать буду? А яз вот поужинал, а его все нет.

Саввушка оробел и растерялся, но, быстро оправившись, сказал:

— Боярин-то сей часец будет. Ведь ужин-то ныне ранее был.

Государь усмехнулся:

— Верно. Ныне намного ранее ужинали. Иди, Саввушка, а прибудет боярин, веди его сюды и к нам никого не пущай…

Оставшись один, Иван Васильевич подошел к окну и широко открытыми, неподвижными глазами стал смотреть на багровую полосу угасающей зари…

— «Довлеет дневи злоба его», — прошептал он, вспоминая слова Священного Писания.

И было ему тяжко и казалось, будто какие-то толстые каменные стены наглухо окружили его в темноте, а сердце ноет и замирает. Он думал о тяготах служения государству, и мнилось ему, что-то огромное и властное душит его, угнетает все его мысли и чувства.

— Сие и есть государство! — прошептал он. — Будто сон грозный…

Он сжал свои руки и вполголоса хрипло проговорил:

— Когда же яз сослужу тобе всю свою службу и с радостью возопию: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко!»

Саввушка тихо отворил дверь и впустил боярина Товаркова. Иван Васильевич вздрогнул, но, взглянув на Ивана Федоровича, холодно спросил:

— Исполнил?

— Все наши решения записаны тут, — показал Товарков, кладя на стол грамоту, — а в сем свитке — все, что разведано при розыске.

— Свитка читать не буду. Про розыск мне все ведомо, а что тайным судом приговорено, прочти по грамоте.

— «Обыскав всех крамольников, — прочел Товарков, — тайный суд государя всея Руси Ивана Васильевича изведал, что введенный дьяк Большого дворца Федор Стромилов донес великой княгине Софье Фоминичне о решении государя пожаловать великим княжением Володимирским и Московским своего внука княжича Димитрия Ивановича. Убоясь сего, великая княгиня Софья приказала сыну, княжичу Василью, немедля созвать к собе всех ближних бояр на совет и, подумав с ними, отъехать в Литву со всем двором и полками, подобно князю Василью верейскому, под руку великого князя литовского. Совет из ближних Василью Ивановичу бояр одобрил сей умысел государыни, причем смоленский вотчинник Афанасий Яропкин предложил обменяться грамотами с наместником смоленским Станиславом Стромиловым, дабы тот помог Василью Ивановичу с двором и войском пробиться через русские заставы возле литовских рубежей. Боярок Руно, брат воеводы Ивана Димитриевича Руно, предложил захватить перед отъездом в Литву казны государевы и в Вологде и в Белоозере, а Шавье-Скрябину, сыну Ивана Ивановича Травина, из двора Софьи Фоминичны, вместе с сыном боярским Володимиром Елизаровичем Гусевым поручили учинить израду над князем Димитрием. Присутствующие на думе целовали крест в верности великой княгине Софье и сыну ее Василью. Совет бояр поручил князю Ивану Ивановичу Хрулю-Палецкому [164] Хруль-Палецкий — двоюродный брат Семена Ивановича Ряполовского и Василия Васильевича Рамадановского. (Прим. автора.) лично снестись с воеводой смоленским Стромиловым и через него договориться от имени великой княгини Софьи и ее сына Василья о принятии их под руку великого князя литовского с получением по их достоинству вотчин в Литве.