Маргарита Разенкова - Девочка по имени Зверёк

Прежде чем идти домой, Тэдзуми отправился в одну из многих известных ему чайных, чтобы освоиться немного с городской суетой и прикинуть, что он скажет матери, чтобы как можно раньше, отложив подробный рассказ об отце и о себе, пойти на поиски Юки.

Хозяин, знакомый с Тэдзуми много лет, обрадовался ему и, едва завидев, с готовностью растянул в улыбке лягушачий рот:

– О, о! Господин Тэдзуми! Вы вернулись в столицу, как я вижу. Немного саке с дороги? Да-да, я помню ваш любимый чай, не беспокойтесь, отдыхайте, сейчас я все принесу. Вы уже знаете новости?

Хозяин кивнул в сторону двери, где на щелястом косяке была прибита газета-«каварабан», листок с городскими сообщениями.

– Что-то новенькое? – без интереса предположил Тэдзуми.

– Много нового! Стихийные бедствия, подвиги… – затараторил было хозяин.

– Сплетни из «веселого квартала», – продолжил Тэдзуми, – из жизни актеров и гейш. Так?

– И это, и это, – угодливо закивал хозяин.

– Потом прочту, позже.

Потягивая саке и разглядывая остальных посетителей чайной, а через окно – прохожих на улице, Тэдзуми отметил, что за месяцы его отсутствия жители, кажется, несколько изменились: чуть более озабочены лица самураев, чуть проще и беднее их одежды, чуть напряженнее движения и позы. Зато стало больше на улице горожан, и держат они себя свободнее, и одежды их, прямо сказать, совсем не бедны. Еще год назад горожане поостереглись бы так открыто демонстрировать свой достаток!

Тэдзуми вздохнул: вот и их семейные дела постепенно приходят в упадок. Уже и Тэдзуми пришлось отказаться от конных переходов, и отцу – от положенного ему по рангу чуть ли не обязательного пышного эскорта (который тот, правды ради надо заметить, не так уж и любил), и у матери осталось лишь две служанки.

И вот еще что: уже несколько раз господин Кицуно посылал своего сына в дом одного богатого ростовщика, господина Хирохито. И дело касалось не только займов! Поручения отца были столь незначительны, что Тэдзуми быстро сообразил, какова истинная их цель: у ростовщика была дочь-невеста, а сам он только и мечтал породниться с таким высокородным семейством, как Накаёри.

Действия отца нисколько не смущали Тэдзуми, тем более что господин Кицуно никогда бы не поступился волей сына. И Тэдзуми вел себя в доме господина Хирохито вежливо – очень вежливо! – и беседовал самым приятным тоном на самые располагающие темы. А когда господин Хирохито просил его задержаться сверх того, что допустимо правилами хорошего тона для подобных визитов, оставался. Но только до того момента, когда хозяин богатого дома, словно невзначай, пытался устроить ему встречу со своей дочерью – Тэдзуми тут же раскланивался и удалялся. Под самым благовидным предлогом! Он был предельно учтив, но непреклонен в своем намерении уклониться от встречи с Рёцимико.

Когда гость, распрощавшись, отправлялся восвояси, господин Хирохито, искренне огорченный, просил передавать привет и наилучшие пожелания господину Кицуно Накаёри, приглашая Тэдзуми бывать у них в доме почаще. «Даже без поручений! Просто так, по-дружески!» – сердечно восклицал господин Хирохито, обводя при этом щедрым жестом свой дом, как бы приглашая Тэдзуми оценить и полюбить все, что тот перед собой видит. Но Тэдзуми предпочитал, во избежание недоразумений, бывать у ростовщика только по поручению отца, осторожничая и пока не сокращая (на всякий случай) дистанции.

Отец же не пропускал случая. Вот и на этот раз он, хотя и знал (наверняка!), что Тэдзуми отправится-таки искать несчастную Юки (а может быть, именно поэтому), озаботил сына новым поручением к господину Хирохито. И опять пустяк – передать лакированную шкатулку старинной тонкой работы в знак благодарности за очередную ссуду.

Обычные финансовые отношения между прямым вассалом сёгуна и его кредитором вовсе не предполагали такой щепетильной вежливости. Но тут иное дело! Тэдзуми улыбнулся, когда отец вручал ему поблескивающую черным лаком шкатулку с изображением бледно-лилового ириса на крышке. Отец не отвел взгляда:

– Не спеши с решением, сынок. Подумай. Ты же понимаешь, о чем я говорю.

Что ж тут не понять…

– Еще саке? – Его вывел из задумчивости бодрый голос хозяина чайной. Он всегда так спрашивал.

– Пока достаточно, любезный, – как обычно, отвечал Тэдзуми. Он всегда так отвечал.

– Тогда я несу вам чай! – восклицал и чуть ли не подмигивал хозяин, будто сейчас начнется нечто невероятное, хотя и дальнейшее было «как всегда» – словно по заведенному ими двумя ритуалу.

Тэдзуми очень нравилось, что здесь, в этой самой обычной чайной, все течет «как всегда» – привычно и предсказуемо. Он знал наперед и любил все, что происходило с ним здесь каждый раз: саке, чай, отдых, размеренные, ожидаемые вопросы, неизменные благовония на веранде чайной и неизменный ход жизни за ее окном…

Через некоторое время саке ли произведет свое размягчающее действие, душистый ли чай умиротворит оглушенный городским шумом разум, беспрерывный поток прохожих ли закружит голову, но Тэдзуми обязательно погрузится в некое подобие мечтания, сна наяву, когда перед его мысленным взором, сменяя без какой бы то ни было логики одна другую, поплывут картинки-видения… И Тэдзуми начнет путаться, где он настоящий – молодой самурай Накаёри-но Тэдзуми, – а где вымышленные (вымышленные ли?) его двойники, картинки из жизни которых представляет ему сознание, убаюканное и завороженное происходящим в чайной.

Он видел себя странно в этих видениях: то под палящим солнцем сжимал древко непривычного оружия, то летал, опьяненный свободой, над соснами, то плыл на стремительно рассекающем волны корабле, то трепетал под ним горячий тонконогий конь, вязко переступавший копытами в раскаленном песке, бескрайнем песке…

И плыли, и плыли эти видения… Тэдзуми любил их: необычные, почти потусторонние, они, тем не менее, имели вкус и запах, незнакомый Тэдзуми нынешнему, но будто бы давно (всегда!) известный его душе.

Лишь одно видение Тэдзуми не любил: огонь, внезапно охватывающий его со всех сторон. Огонь, который почему-то не обжигал, но ватно забивал глотку едким и горьким запахом дыма. И сразу становилось нечем дышать, и становилось страшно, и хотелось вырваться из удушливых дымных объятий, и рвануть вверх, вверх, вверх – к облакам!

Тэдзуми быстро научился «обходить стороной» эту картинку-виденье или жестким усилием воли «прекращать» ее. В других виденьях он любил рассматривать детали, но не в этой! И как только появлялись, пусть даже неясные поначалу, отблески мятущегося огня, стремящегося обнять-обхватить его ноги, и какие-то странные, знакомо-незнакомые люди пытались приблизиться к нему, неприятно заглядывая в самую душу, Тэдзуми тут же останавливал надсадное кружение: «Не смотреть! Забыть! Не помнить!!!»