Джоан Швейгарт - Королева мести

Гуннар долго не мог на него насмотреться. И все это время наши гости тянулись вперед и толкались, чтобы увидеть, что же его так задержало. Гуннар открыл рот и широко распахнул глаза, его взгляд метался между Сигурдом и мечом, лежавшим на его коленях, будто он никак не мог поверить в то, что увидел. Хёгни, смотревший через плечо Гуннара, был поражен не меньше брата. Гунпар какое-то время держал руку над рукоятью, будто бы хотел коснуться ее, но боялся осквернить. Он долго не мог прийти в себя, но наконец улыбнулся и тут же расхохотался. Затем Гуннар решительно взял меч в руки и встал, подняв его над головой. Толпа сначала замолчала, потом зашумела, и этот шум перешел в рев.

Гуннар смеялся и кивал людям.

— Это меч самого Водена! — крикнул он, и в глазах его засверкали слезы.

Люди снова стали толкаться, и я оказалась в углу, где меня чуть не задавили. Гуннар повернул меч в руках и взял за клинок, чтобы все смогли видеть рукоять. Я стояла достаточно близко, чтобы рассмотреть, что ее украшала гравировка в виде драконов, медведей, кабанов и других животных. На дворе было еще светло, но свет в зале быстро иссякал, поэтому кто-то зажег факел и вставил его в подставку на стене. И стоило свету огня пасть на меч, как тот ожил, засверкав так ярко, будто сам был источником света. Ослепленные гости вновь затихли в почтении, а потом опять поднялся рев, в котором слышались хвалебные крики Сигурду и добрые пожелания Гуннару. Наконец Гуннар положил меч, подошел к Сигурду и обнял его. Они обменялись словами, которых я не слышала из-за криков. Потом Гуннар поднял руку, чтобы успокоить толпу. Но люди стали кричать, что хотят увидеть меч еще раз. Гуннар взял меч, и все замолчали.

— Друзья, — сказал он. — Бургунды, вы слышали, как мой брат пел о путешествии Сигурда, а теперь увидели добытые им сокровища. — Опять раздались крики, и Гуннар терпеливо дождался, пока они не смолкли. — Этот меч, меч Водена, лучшее из сокровищ дракона, мой побратим передал мне, чтобы я вел свой народ на подвиги, которые делают людей героями. Меч жаждет крови, и я это чувствую!

Люди закричали еще громче, чем прежде. Глаза Гуннара блестели, а улыбка его стала напоминать оскал одного из чудесных зверей, изображенных на рукояти меча. Ему пришлось долго ждать, пока толпа успокоится и позволит говорить дальше. Потом голосом, заставившим меня вспомнить об отце, он крикнул:

— Меч жаждет крови римлян, которые называют себя нашими союзниками, но отбирают у нас слуг и урожай. Меч жаждет крови гуннов. Он не зря нашел ко мне дорогу. Я никогда больше не посмею назвать себя вашим королем и предводителем, если не поклянусь сейчас, на этом самом месте, что этот меч, так долго пролежавший в драконовой пещере и теперь жаждущий крови, будет ею напоен!

И тут толпа издала невероятно громкий вопль. Гуннар, так сильно дрожавший от возбуждения, что были видны вены, пульсировавшие на его шее, сел и стал передавать золотые сокровища стоявшим рядом с ним людям, чтобы те тоже могли их рассмотреть и передать другим. Когда Гуннар раздал все предметы, он встал и положил меч на полку над своим креслом. Потом он направился к гостям, все еще не в силах оторвать взгляда от своего сокровища, чтобы призвать их наполнить бокалы и начать праздновать.

Все стали пить. Часть гостей вышла на улицу, мы заново разожгли очаг, и те из нас, кто остался в зале, начали петь и танцевать вокруг него. И если среди нас и был человек, считавший клятву Гуннара неразумной, то держал это в себе, не показывая другим.

Наступила ночь, столы снова собрали и поставили на них мясо, фрукты и хлеба. И снова наши гости отведали угощенья. Потом зал расчистили для церемонии. Гости казались удивленными, будто во всеобщем восторге, вызванном дарами Сигурда, они успели забыть о том, ради чего эти дары принесены. Смеясь над собственной несообразительностью, люди освободили место возле очага, образовав вокруг него плотное кольцо.

Гуннар позвал Брунгильду, и она вышла вперед, встав рядом со мной. Потом мы с ней вместе трижды обошли очаг, и трижды наши гости пели песню с добрыми пожеланиями. Потом каждая из нас сняла браслеты, которые утром дала нам моя мать, и бросила их в огонь, чтобы умилостивить его, дабы в будущем он приносил нам только тепло, а не смерть и разрушение. Когда Сигурд и Гуннар приблизились и встали рядом, нам передали кубки со свадебным элем, который мы выпили перед свидетелями. И снова зазвучали песни, последняя из которых описывала счастье Водена и Фригг в их первую брачную ночь. Потом гости разделились на две группы: одна проводила Гуннара и Брунгильду в их спальню, а вторая — нас с Сигурдом в нашу.

В спальне к своему удивлению я обнаружила крепко спящего Гуторма. Я совсем забыла о нем и сейчас только вспомнила, что видела его сегодня лишь мельком, и то утром. Наши свидетели стали кричать, пытаясь его разбудить, но их голоса не заставили его даже пошевелиться. Тогда Сигурд повернулся к ним и поднял руку, призывая замолчать. Те, недоуменно пожав плечами, удалились, позволив Сигурду задернуть за ними полог.

— Он ведь не проснется? — спросил Сигурд.

— Нет, в этом ты можешь быть уверен, — торопливо ответила я.

Сигурд взял меня за руку, и мы вместе сели на пуховик. Было темно, и я почти не различала его лица. Мне вспомнились Брунгильда, которая сейчас была с моим братом в другой спальне, и наш договор. Тревожась, что не смогу сдержать своего слова, я заговорила о том, что весь вечер переполняло мое сердце.

— Ты сегодня оказал бургундам великую честь, — осторожно начала я, — Если бы я отправилась в горы, убила дракона и добыла его сокровища, то боюсь, оставила бы себе меч войны, чтобы он поддерживал доблесть моего народа. А ты нашел в себе силы расстаться с ним.

Сигурд рассмеялся и отпустил мою руку. Потом он прилег, опершись на локоть.

— У меня было на это две причины, Гудрун. — Он на мгновение задумался. — Нет, на самом деле их было даже три. Во-первых, отдавая меч бургундам, я хотел заверить их в том, что, когда придет время сражаться, бургунды и франки всегда будут биться на одной стороне.

— Но мы и так союзники еще с тех времен, как мой народ поселился в Вормсе, и даже ранее.

— Это так. Но наступили странные времена. Когда я вернулся в родной дом, то узнал, что один из моих двоюродных братьев грозил обратиться к Аттиле и Бледе, чтобы предложить им союз.

— Не может быть, чтобы среди франков нашелся такой человек!

— Но у него есть на то причины. Он дальновиден и подобно Гуннару считает, что придет день, когда Аттила выступит против Западной империи. Тогда, как ему кажется, франки должны выступить на стороне будущего победителя.

— Скажи, что ты не согласен с ним!