Эдвин Вудхолл - Разведчики мировой войны. Германо-австрийская разведка в царской России

Кроме того, французская контрразведка имела германский секретный шифр для радиопередач. Ночью и днем она перехватывала радиограммы и расшифровывала германские секретные сообщения. На Эйфелевой башне в Париже отряд офицеров проводил бессонные ночи, расшифровывая коды, которые вибрировали в эфире. Германское верховное командование не знало о том, что его чрезвычайно важная информация попадает в руки контрразведки.

Скоро стало известно, что Клук собирается повернуть свой фланг к Парижу и что между обеими германскими армиями имеется громадная брешь. Командование намеревалось в подходящий момент бросить французскую армию в эту брешь, а британскую армию — на фланг Клука.

Нет надобности рассказывать об исходе этого маневра; он хорошо известен всем. 5 сентября все французские армии, британская армия и резервы между Верденом и Парижем повернулись лицом к своим преследователям и ударили на них со всей своей силой. Яростное сражение продолжалось до 14 сентября, когда немцы были отброшены за реку Эн.

Организатор этого разгрома Жоффр говорил начальнику своей контрразведки:

«Дайте мне точную информацию о неприятеле, не пренебрегая мельчайшими подробностями. Я и мои солдаты доделаем остальное».

В течение первых дней войны 1914 года работа сотрудников контрразведки была далеко не легкой. Неприятель успел создать сеть шпионажа позади наших линий, когда уходил перед нашими войсками.

После марнского отступления германские разведчики отыскивали подходящих лиц в деревнях или в разрушенных городах и прощупывали их насчет возможности подкупа для получения информации.

К счастью, немцам нельзя было похвалиться удачей. Многие французские крестьяне делали вид, что соглашаются на предложения немцев, но как только они уходили, тут же уведомляли французские или английские власти о предложениях, которые были им сделаны. В этом отношении контрразведки обеих союзных армий имели очень ценную информацию и могли принять контрмеры против немцев, которые и не подозревали этой «двойной игры».

Но были все же и изменники. Я вспоминаю, например, Полодора Дебакера, который работал для врага. Этот человек был подкуплен германским военным разведчиком. Задание предателю состояло в том, чтобы перерезать провода нашего полевого телеграфа и телефона в различных стратегических пунктах. Эту диверсию намечалось совершить по заранее условленному сигналу, который должен был подаваться с неприятельского самолета.

В условленный час самолет летал над тем местом, где жил Дебакер, и бросал маленькую дымовую бомбу. Это служило шпиону сигналом о том, что предпринимается бомбардировка или атака. Тогда он перерезал наши провода, прерывая связь, что на время дезорганизовывало управление боем.

Дебакер выходил украдкой, с наступлением сумерек, и с помощью щипцов перерезал провода в каком-нибудь уединенном пункте деревни. В дневные же часы он работал на виду у всех на полях.

В течение почти трех недель связь неизменно прерывалась в самые критические минуты. Было ясно, что тут орудовал шпион, причем шпион смелый. Но территория была большая, и трудно было проверить все ее население. Каждый раз провода оказывались перерезанными в стратегических пунктах, удаленных на целые мили от фронта.

Один способный молодой офицер получил задание поймать шпиона и положить конец диверсии, которая так дорого обходилась нашим солдатам.

Однажды, обходя деревни позади наших линий, он заметил впереди штатского. Было почти совсем темно, и, согласно существовавшим правилам, все невоенное население должно было быть дома. Полагая, что этот человек, возможно, ходил навестить приятеля и возвращается домой, офицер решил наблюдать за ним просто из любопытства, свойственного работнику контрразведки. Укрываясь в тени разрушенного здания, он увидел, что человек останавливался приблизительно через каждые 50 шагов и украдкой озирался, словно опасаясь, что за ним следят. Тогда у офицера возникло уже определенное подозрение.

Вдруг офицер заметил, что он остался один. Человек, который был впереди, исчез, как будто его проглотила земля.

В течение одной или двух минут разведчик терялся в догадках. Куда же девался этот таинственный крестьянин? Впереди не было видно ни одного дома, ничего, кроме чистого поля.

Случайно темноту прорезал прожектор, направляемый далеко с линии фронта, и внезапное исчезновение крестьянина стало понятным: подозрительный человек вскарабкался на телеграфный столб. Офицер прицелился в изумленного шпиона. Последний, понимая, что сопротивление бесполезно, отдал свое оружие и покорно пошел в деревню.

На суде шпион во всем признался и рассказал историю своего предательства. Он дал исчерпывающую информацию о своих германских хозяевах, полагая, вероятно, что таким образом спасет жизнь. Но это было бесполезно. Суд признал его виновным — без смягчающих вину обстоятельств, и он был расстрелян.

Мне хочется думать, что я был первым рядовым солдатом, который стал сотрудником британской военной контрразведки. Рискованные приключения и требования абсолютной тайны разбудили во мне склонности агента, и я приступил к исполнению своих обязанностей.

Однако не все было в этом деле романтично. Работа разведки имеет и свою укоренившуюся рутину, но эта рутина жизненно необходима для успеха дела.

Я должен был всегда следить за таинственными световыми сигналами, проверять данные относительно этих сигналов, беспрестанно наблюдать за подозрительными личностями и за шпионами в военной форме. Надо было наблюдать за бельгийскими и французскими рабочими, которые работали за линией огня. Кроме того, нужно было производить расследование дел о дезертирах для помощника начальника военной полиции, проверять документы всех штатских и т. д.

Наблюдение за штатскими, работавшими позади линий, в нашем секторе не представляло трудностей. Правда, были отдельные случаи подозрений, но по расследовании подозрения всегда оказывались беспочвенными.

Дежурный офицер должен был находиться на своем посту в любой час дня и ночи, либо наблюдая за своими подчиненными, либо занимаясь в полуразвалившейся хибарке решением своих многочисленных задач. Офицер, которого я отчетливо помню, испытывал все неудобства жизни в жалком деревянном бараке, тогда как в частной жизни он был архимиллионером — Джемсом Ротшильдом.

Около деревни Флербе я выслеживал на некоторых перекрестках одного дезертира, который должен был находиться в окрестности. В томительном ожидании проходили долгие часы.

В течение двух вечеров, будучи дежурным, я видел старую крестьянку, которая, прихрамывая, проходила всегда до наступления сумерек. Старуха неизменно ходила к разрушенной церкви на окраине деревни и всегда имела с собой маленькую корзину. На третий вечер она снова проковыляла мимо меня, и мне это показалось подозрительным.