Джордж Бейкер - Юстиниан. Великий законодатель

Практически не важно, кто был прав в этом споре — Велизарий или Феодора. В любом случае за ней оставалось решающее слово. Она принимала решения, и мы скоро увидим, что из них вышло.

Хотя примирение между Антониной и Велизарием совершилось при весьма неловких обстоятельствах, оно было искренним и полным. В дальнейшем их отношения никогда более не нарушались. Они снова были едины. Однако восстановление их добрых отношений и доверия между ними привело к нескольким важным результатам. Именно в это время распадается союз между Прокопием и Велизарием. [43] Так, во всяком случае, полагает доктор Ходжкин в работе «Италия и ее завоеватели». Это утверждение ни в коем случае нельзя считать достоверным, но его можно считать вполне вероятным, поскольку именно охлаждением Велизария к Прокопию (или наоборот) можно объяснить трудности, с которыми связано наше дальнейшее повествование. Когда несколько лет спустя историк начал писать скандальные главы своей «Тайной истории», он выдал причину. Прокопий был и до конца оставался противником Антонины и Феодоры. Он был ревностным сторонником Фотия и одним из тех, кто настраивал Велизария против его жены. Фотий исчез. Теперь от Велизария отвернулся и Прокопий. Он отошел в сторону, мысленно горько обвиняя великого воина в удалении Фотия, охваченный яростью по отношению к Антонине. [44] Антонине, в бешенстве замечает Прокопий, было в то время больше шестидесяти! Такой аргумент вызывает резкие возражения. Если пожилой возраст есть преступление, то всех нас надо считать потенциальными преступниками.

Велизарий не стал терять время даром и заявил свои права на командование. Антонина и слышать не хотела о персидской границе: слишком свежи были в ее памяти неприятные события, которые там с ними произошли. Было решено, что Велизарий отправится в Италию — самое подходящее для него место, во всяком случае с точки зрения Феодоры. Однако Велизарий был отправлен в Италию не как император. Он получил должность коннетабля — comes stabuli — и это было понижение по службе на один ранг.

Чума сама по себе послужила настоящей революцией, и в свете события, которое потрясло мир в его основах, Велизарий не так остро переживал свои собственные неприятности. Юстиниан, который медленно поправлялся все летние месяцы, так никогда и не стал тем человеком, каким был до болезни. Былая острота ума исчезла. Тем, кто не видел великих эпидемий чумы, не понять, к каким катастрофическим результатам они приводят. Сотни тысяч смертей, унесших членов семьи, друзей и знакомых, стирают с лица земли знакомый социальный ландшафт. Старых знакомых, к которым так привык взгляд, заменяют совершенно новые люди; но зачастую замены нет; нет вообще ничего, кроме осыпающихся домов и пустых углов; поля засеваются травой или превращаются в пустоши; перестают ходить по морю корабли; не стучат молоты в кузницах. Изменяется даже физический облик земли, когда другими становятся люди, населяющие ее. Возрождающая сила человечества вскоре начинает заполнять опустевший мир содержанием, но этот подвиг требует времени для своего свершения. Проходит много лет до тех пор, когда мир выздоравливает от вспышки вселенской смерти. Но, выздоравливая, мир становится иным. Все дело управления империей испытывало большие затруднения в связи с экономическими потрясениями, вызванными чумой. Все виды человеческой деятельности надо было начинать заново, но ни для одной отрасли это положение не верно настолько, насколько верно для финансов. Система налогообложения пришла в расстройство, и ее едва ли удалось восстановить до конца правления Юстиниана. Состояния колебались, изменялись и исчезали. Нечто подобное происходит с земными пейзажами после землетрясения. Для того чтобы вернуться к прежнему порядку, надо было работать много лет. В результате правительство Юстиниана стало бедным правительством. Недостаток доходов проявлялся горестными воплями налогоплательщиков.

Юстиниан стал очень неохотно тратить деньги. Весь остаток его царствования государственная мудрость диктовала необходимость строжайшей экономии, и, хотя расходы были уменьшены ниже всякого разумного уровня, доходов все равно не хватало на содержание самых необходимых государственных служб.

Поэтому были необходимы особые меры для организации итальянского похода Велизария, который, несмотря ни на что, оставался очень богатым человеком. Постепенно в умах власть имущих созрело понимание того, что командующий должен содержать себя и свое войско. Не было особых причин сомневаться, что такая задача по плечу Велизарию. Предыдущие войны в Африке и Италии кормили себя сами. Инновация заключалась в том, что отныне упразднялся государственный финансовый контроль, имперский командующий имел свое независимое казначейство, неподконтрольное правительству.

Поддерживать и пополнять свою казну командующий должен был самостоятельно, на свой страх и риск. Притязания Юстиниана на восстановление мировой державы становились грезами, если предполагалось их воплощение такими методами. Политическое единство и консолидированное политическое правление всегда зиждутся на жестком государственном финансовом контроле. Предоставление командующему итальянской армией независимых от государства финансовых полномочий могло автоматически привести к созданию независимого итальянского королевства.

В некоторых кругах, так утверждает Прокопий, были уверены, что Велизарий немедленно поднимет знамя независимости, как только окажется на достаточном расстоянии от Константинополя. Возможно, Прокопий писал только о своих ожиданиях. Если так, то ему пришлось разочароваться. Велизарий отнюдь не рассматривал сложившуюся ситуацию как повод к мятежу. Прокопий приписывает такую верность полководца императору огромному влиянию Антонины на мужа.

Велизарий, несмотря на совершенные им ошибки, оказался мудрее многих своих критиков. Он знал пределы своих возможностей. Он понимал, что он всего лишь военный — специалист, чьи воинские способности не позволяли предположить, что он обладает такими же способностями государственного деятеля. Как правитель он не продержался бы и шести месяцев ни в Константинополе, ни в другом месте. Велизарий никогда не испытывал интереса к делам, которыми должен изо дня в день заниматься правитель, — тем делам, которыми Юстиниан был готов заниматься по шестнадцать часов в сутки. Чтобы понять всю сложность работы императора, Велизарию надо было всего-навсего понаблюдать за развитием событий в Константинополе. Он был не тот человек, который стремился взвалить на свои плечи ношу, которую приходилось ежедневно нести Юстиниану.