Григорий Полянкер - РАЗБОЙНИК ШМАЯ

– На вокзале скажут…

Но поездов больше не было, и оставалось одно: бежать к Днепру, в порт.

Деревянный речной вокзал был осажден женщинами с детьми, ранеными красноармейцами, калеками, крестьянами. Единственный пароход, стоявший у пристани, был битком набит людьми.

Прорвавшись на палубу, Шмая и Хацкель забились в уголок и кое-как устроились между людей и узлов. Только луна холодным, неуютным светом заливала мост, висевший над рекой.

– Почему мы так долго стоим? – крикнул кто-то.

– Видимо, надо подождать, пока светать начнет, – сказал Шмая, глядя на человека в длинной шинели и с очками на коротком носу.

– Чудак! Надо проехать мосты, покуда темно, – добродушно возразил пассажир. – Ты, вижу, столько же понимаешь в военных делах, в стратегии, сколько я…

– Сколько вы, товарищ доктор, в болезнях, – вмешался один из раненых, лежавший на скамье.

– Больной, не разговаривать! – тоном приказа произнес доктор.

Шмая смотрел в темноте на доктора и наконец не выдержал:

– Так вы доктор?…

– Доктор. А что вам угодно? Вы себя плохо чувствуете?

– Нет, ничего мне не угодно. Я только хотел бы знать, почему вы решили, что я ничего не понимаю в военных делах? На вас новенькая шинель, только что из цейхгауза, а я за время войны сносил шесть шинелей и, быть может, пар двадцать подметок. Может, закурите, товарищ доктор? – предложил Шмая новому знакомому, поднося к самому его лицу фитиль своего кресала и обсыпая новую шинель доктора фейерверком искр.

Доктор отпрянул и недовольно сказал:

– Не курю и вам не советую. Здоровье дороже.

– Эх, доктор, доктор! Зеленый вы ещё, как я погляжу. Пороха не нюхали. Солдат никогда не посоветует бросить курить. Как солдату жить без махорки?

В эту минуту Шмая почувствовал, что Хацкель потянул его за полу.

– Чего тебе?

– Перестань, Шмая! Нашел уже, с кем лясы точить!

– Почему сердится ваш сосед? – кивнул доктор, в сторону Хацкеля.

– А я знаю? Не прислушивайтесь – ворчит, как злая теща. Манера такая у человека. Скажите, товарищ доктор, нет ли у вас рецепта такого, чтобы Хацкель перестал истекать желчью?

– Разумеется, есть, – весело отвечал доктор, – но начнем с профилактики…

– Э, нет, это Хацкелю не поможет! Вы дайте ему настоящее лекарство, а не… как его… профилактику… Я ещё о таком рецепте не слыхал.

С берега несколько солдат перетащили на палубу два пулемета и начали укреплять их на ящиках.

– С музыкой, стало быть, поедем? – спросил Шмая у доктора.

– Похоже… Я сопровождаю группу раненых и больных красноармейцев, им только стрельбы не хватало, – пожал плечами доктор.

– Ничего, в таком путешествии с оружием все-таки веселее.

– И когда все это кончится? – развел доктор руками.

И вот уже пенятся под колесами сердитые волны, а ночь доносит далекие орудийные раскаты. Доктор расстелил на скамье свою шинель и тут же уснул. Шмая растянулся на палубе и прислушивался к волнам, что бушуют за бортом. Прохладным ветерком потянуло с высокого берега, стало холодно. А может быть, холодно оттого, что он снова в пути и не знает, к какому берегу пристанет его судно? Кругом люди спят на своих мешках и узлах, отовсюду слышится глубокое, тяжелое дыхание усталых людей. Но Шмая в эту ночь не мог уснуть. Огромный солнечный диск, до половины высунувшийся из-за горизонта, позолотил сады, уже усыпанные черешней и вишней. Вся окрестность – река и сады, небо и рощи, пестрые хлеба на полях, – все дышало жизнью и свежестью, и, если бы не уханье орудий, никто бы не поверил, что где-то идет война. Шмая и не заметил, как начал напевать любимую солдатскую песню, не заметил, что люди невольно прислушиваются к его пению. Никто не упрекнул его в том, что он мешает спать, один только Хацкель не выдержал:

– Не спится тебе, дьявол… Вот погибель! – и, ворча, повернулся на другой бок и натянул шинель поверх головы.

Шмая посмотрел на спящего доктора. Его круглое лицо было освещёно солнцем и покрыто мелкими каплями пота. Фуражка свалилась на палубу, и Шмая увидал, что на голове доктора нет ни единого волоса.

Он потормошил доктора, надел на него фуражку и сказал:

– Вставайте, доктор, уже светает.

– Что случилось? – всполошился доктор. – Меня зовут Петр Иванович Зубов. Можете называть меня по имени.

– Извините, товарищ Зубов. Вы мне говорили, что вредно курить, а наш фельдшер уверял, что нет ничего вреднее, чем спать на солнце.

– Плюньте ему в физиономию, вашему дурацкому фельдшеру! – не своим голосом крикнул доктор. – Он невежда, ваш фельдшер! Когда куришь, вдыхаешь никотин, яд. А чем дольше человек спит, тем здоровее для организма. Понятно? Вы сравниваете никотин, гадость, отраву, со сном!

Доктор, разгоряченный спором, постепенно успокаивался. Он достал из своего чемоданчика кусок колбасы, хлеб и ножик.

Они уже стояли мирно у перил, ели и смотрели на волны, бегущие за пароходом.

– Вы о чем задумались? – спросил доктор.

– Думаю… Что же ещё делать? Смотрю кругом. Нравится вам наш мир? Хороший мастер его сработал. Забудешь иной раз о своих горестях, да ещё кишку кое- чем обманешь – куском колбасы, ломтем хлеба, поговоришь с умным человеком да посмотришь кругом спокойными глазами, – и ясно видишь, что не безрукий этот мир сколотил. Тут тебе и солнышко греет – благодать! А полюбуйтесь на реку и на пароход. что так свободно плывет по ней. А какие кругом поля и сады, – весь мир прокормить можно, и жили бы люди, как в раю… Так откуда же, скажите на милость, берется столько чертей рогатых, столько мерзавцев, которые этот прекрасный мир поганят?

– Эге, солдатик, а вы, оказывается, философ! – расхохотался доктор. – А говорили, что кровельщик…

Долго плыл пароход вниз по реке. Из окрестных местечек и деревень доходили недобрые вести. Белые банды гуляют. Нужно было пробиваться вглубь, к Таврии, где, как говорили, есть работа, хлеб и где уже более или менее спокойно.

Все чаще и чаще думал Шмая о Таврии. Все чаще он вспоминал своего приятеля Корсунского. Нередко Шмая доставал фотографию незнакомой женщины и обрывки писем, которые она успела написать мужу. Однако адреса он разобрать не мог.

Пароход остановился в голой степи. Были получены сведения, что дальше двигаться нельзя – белые поблизости, прорвались. Нужно поворачивать назад.

– Стоп! – скомандовал Шмая своему приятелю. – Обратно я не поеду!

– А что же мы будем делать?

– Пойдем пешком. Недаром мы служили в солдатах. Ноги казенные. Ничего, Хацкель, где-нибудь неподалеку отсюда остановимся…

Шмая со своим товарищем сошли с парохода. Ехали, когда можно было, на попутных подводах, а больше шли пешком. Кровельщик все чаще спрашивал, не слыхал ли кто о старых колониях, о крестьянине по имени Корсунский. Но никто о таком не слыхал.