Григорий Полянкер - РАЗБОЙНИК ШМАЯ

– Пане Лейбуш, а куда, в самом деле, такая спешка? В такую тьму… Поедете лучше завтра…

– Здрасте, пожалуйста! Только тебя и ждали… Спать ложись! Не бабьего ума это дело. К печке поди, Бейля…

– Это что ещё за «Бейля»? Имени у меня, что ли, нет? Меня зовут Лия…

– А мне все равно, хоть царицей Эсфирью называйся, только не морочь голову. Иди спать! Не твое это дело…

– У вас, пане Лейбуш, вижу я, в голове все перепуталось от испуга. Чего это вы бежите? Вы что, отцовское наследство потеряли?

– Понимаете, – сказал он, чтобы отвязаться от несносной бабы, – сын мой и дочери хотят уехать за границу. Поняли?

– За границу? В такое время? – удивленно всплеснула руками Лия. – В чём же дело? Разве там идет война и интендантство срочно требует, чтобы вы поехали кожу поставлять?

– Вот напасть на мою голову! – уже не на шутку рассердился кожевенник. – Хацкель, запряг ты лошадей? Что ты возишься?

– Ведь вы же видите, что я запрягаю! – ответил Хацкель откуда-то из сарая. – Но, убей меня гром, не понимаю, как ехать в такую суматоху!

– А с кем же я поеду? С лоевским раввином?

– Может быть, вы бы упросили разбойника Шмаю, – опять вмешалась Лия. – Солдат голодный, без работы ходит, хочет заработать. А с ним веселее будет. У него и винтовка должна быть. Он привёз винтовку с войны…

– Знаете, Лейбуш, что я вам скажу? – отозвался извозчик. – Она у меня все-таки умница, честное слово! Надо взять с собою Шмаю!

– Кончай с этим делом! Нанимай, кого хочешь, заплачу втридорога, лишь бы уехать скорее!

… Стояла кромешная тьма, лил дождь, когда они подъехали к дому Шмаи. Хацкель постучал. Разбойник Шмая выслушал всю историю, с усмешкой глянул на нежданных ночных гостей и сказал:

– Стало быть, надо вас, реб Лейбуш, отвезти к границе? Хорошо! – спокойно начал он. – И вы мне хорошо уплатите? Ещё того лучше! Так вот скажите мне, мусью реб Лейбуш, когда вы вертелись вокруг интендантства и набивали карманы золотом, вы на людей смотрели? Помогали кому-нибудь?

– Шмая, опять ты за свои солдатские штуки принимаешься? – крикнул Лейбуш.

– Помолчи, ты! – оборвал Шмая. – Забыл, что ли, когда я с фронта вернулся, больной, а жена моя пошла к тебе несколько рублей одолжить, ты её из дому выгнал. Моя мать у тебя когда-то кухаркой служила. А когда она захворала, ты её прогнал и даже фельдшера прислать не захотел! Пришел просить, чтоб я твою шкуру спасал? А совесть твоя где?

– Ах, вот как! – дрожа от злости, кричал Лейбуш. – И ты политикой занимаешься? Тьфу ты, провались! Весь мир с ума спятил! Одни поедем, Хацкель. Нужен он тебе, как пятое колесо.

Извозчик сунул кнут за пояс, посмотрел на черное небо, на далекие, окрашенные заревом тучи и отрубил:

– Нет! Никуда я не поеду. В такое время не ездят…

– Да ты хоть домой меня отвези! Не слушай ты, что этот разбойник говорит. Не видишь, что ли, ведь сердце у меня вот-вот разорвётся… – плаксивым голосом стал упрашивать Лейбуш, держась обеими руками за край телеги.

– Ну ладно, что мне с тобой делать, – полезай! – проворчал Хацкель и стегнул лошадей. – Домой могу отвезти…

Нахлёстывая лошадей, извозчик чувствовал за спиной прерывистое, хриплое дыхание Лейбуша.

– Сумасшедший! – шипел он. – Повези меня. Одна ночь – и ты разбогатеешь. Плачу тысячи… Одна ночь…

– Будьте уж вы богачом… А мне жизнь дороже.

А Шмая стремительно вошел в дом, схватил фуражку, натянул сапоги и бросился бежать к переулку, где, как он знал, помещался отряд самообороны.

Когда Шмая прибежал к двухэтажному каменному дому Лейбуша с застеклёнными верандами, он застал там несколько вооруженных парней. Лейбуш и его семья сидели на чемоданах и узлах. Всех попросили слезть: «Стоп! Конка дальше не пойдет!» Поднялся крик, шум, вся улица сбежалась. Лейбуш плакал, умолял, грозил, рвал на себе волосы.

Только начало светать, а всё местечко собралось возле дома Лейбуша посмотреть, как оттуда вывозят добро. Лошадки Хацкеля весело тащили мешки и узлы к большому складу, куда свозили реквизированное имущество богачей.

В местечке было празднично. Мужчины ходили с винтовками и с красными повязками на рукавах. Рассказывали, что послана депутация в Киев, в губернию, чтобы узнать, как поступить с имуществом богачей и что будет дальше…

Местечко было расположено недалеко от тракта, ведущего в большой мир. По этому тракту проходили некогда вражьи войска, оставляя за собой пожарища и пепелища. В этих местах рассказывают множество историй о боях Богдана Хмельницкого. А там, в большом дубовом лесу, говорят, скрывался Кармелюк со своими бравыми хлопцами. Мимо местечка проходили русские дивизии, шедшие на немца и австрияка. Не раз приходилось отстраивать местечко заново. И всегда люди ожидали лучших времен.

А как красиво было местечко! Оно окаймлено дремучим лесом, зелёные горы за ним поднимались до самого неба, а дорога петляла и змеилась между гор и терялась где-то в чаще лесов.

В этом местечке родился, здесь провёл свои юные годы, отсюда и на войну ушел разбойник Шмая. Старики говорят, что он весь в деда своего – жестянщика Авром-Бера «чёрного», который четверть жизни прослужил царю, был кантонистом. Отец Шмаи, жестянщик Исроэл, сложил голову под Порт-Артуром. И об отце и о деде Шмаи можно было бы рассказать много удивительных, весёлых, а порою и очень грустных историй.

Сам Шмая тоже немало натерпелся, трудно и тяжко бывало ему, но никогда и никому он не жаловался. Иные покидали местечко и отправлялись бродить по белу свету, счастье искать, а он повидал множество городов и местечек, но такого, как своё, не встречал. И лучше своих земляков никого не нашел. Духом Шмая никогда не падал, и терпеть не мог меланхоликов. Меланхолик, думал он, не стоит того, чтоб земля его на себе носила. Однако кровельщик порядком устал, воевать ему осточертело, и про себя он решил, что больше ни в какую драку ввязываться не станет. Хватит с него! Уж он, кажется, заслужил отдых.

Но на белом свете всё кипело, как в добром котле. В воздухе снова пахло порохом.

Ремесленники раздобыли винтовки и организовали дружину самообороны. Далеко за местечком встретили банду и разогнали её, другую встретили – и ей досталось. А когда бандиты увидали, как дружина принимает непрошеных гостей, стали обходить местечко стороной.

Отряд разрастался. Кто мог винтовку в руках держать, вступал в дружину. В местечке начал устанавливаться порядок, и простой люд почувствовал себя хозяином.

На первых порах Шмая держался в стороне. Он только время от времени приходил посмотреть, как ребята учатся владеть винтовкой, бросать гранаты.

Наступили трудный дни, Отряд редел после каждого боя.

В эти дни многие думали о кровельщике: винтовки стояли, а людей бывалых, боевых не хватало. Шмая уже несколько дней не показывался на улице. Жена его заболела тифом, и он выбивался из сил, ухаживая за ней. Приходил старенький фельдшер прописывал порошки, но главное, говорил он, это хороший уход, питание – куриные бульоны, яички, масло… Но и в аптеке и на рынке – хоть шаром покати. Шмая не знал, что делать с двумя своими детишками, с Сашкой и Лизой, – ведь они могли заразиться. Соседи взяли детей к себе, а вскоре группу бедняцких детей ревком отправил в губернский детдом, и ребята Шмаи тоже уехали. И остался он один с больной женой.