Анатолий Лысенко - Хомуня

Толпа смеялась и стонала, полнела звенящими монетами сума проповедника, женщины вытирали слезы, набожно крестились и удивленно посматривали на недовольно хмыкающих доминиканцев.

Вретранг вплотную протиснулся к монаху, столкнул его со священного камня.

— Ты что, наглец, грязными ногами чужую святыню топчешь? — воскликнул он и выхватил кинжал.

Рыжий монах испуганно закричал, юркнул в толпу и скрылся из виду.

— Горяч ты, Вретранг, — удивился Юлиан. — Разве можно на человека в сутане оружием целить?

Вретранг усмехнулся, спрятал кинжал и молча зашагал вдоль высокого, не заглянешь во двор, каменного забора.

Около узкой калитки, сделанной из толстых, грубо обработанных досок, Вретранг остановился, подождал спутников, постучал. Дверь открыл полуголый, крепкий юноша, одетый в короткие, грубые посконные салбары и истоптанные чувяки. Юноша, отступив в сторону, слегка поклонился Вретрангу, подозрительно посмотрел на незнакомых монахов.

— Хурдуда, приготовь воды, святым отцам умыться надо, — приказал Вретранг.

— Слушаюсь, мой господин, — покорно ответил раб и закрыл на засов калитку.

В глубине двора — просторного, с многочисленными хозяйственными постройками, возведенными вдоль ограды, сразу за большой ветвистой яблоней, возвышался длинный двухэтажный дом с узкими решетками застекленных окон и крутой двускатной крышей, покрытой тонкими плитами песчаника и светлой, почти оранжевой калиптерой — полукруглой черепицей, плотно подогнанной по коньку и карнизам. И светлая черепица, и не успевшие потемнеть оконные рамы, деревянная крутая лестница, ведущая на второй этаж, да и сами стены, сложенные из тесаного, хорошо подогнанного камня, говорили о том, что дом выстроен недавно. Старый — приземистый, одноэтажный, в котором умерла Аримаса, — стоял в самом углу двора. Теперь там располагалась мастерская Анфаны, старшего сына Вретранга, известного в городе сапожника.

Отец Димитрий сам крестил первого сына своего юного друга, дал имя ему — Афанасий. Но Вретранг и его жена, маленькая красавица Альда, с трудом выговаривали длинное чужеземное имя, и Афанасий вскоре превратился в Анфаны. Узнав об этом, отец Димитрий метал громы и молнии, грозился самыми тяжкими небесными карами, около года не показывался в доме Вретранга, но потом, под давлением Русича, отца Луки, смирился. И когда Анфаны подрос, сам отвел его в ученье к монахам, хорошо знающим сапожное ремесло. Отец Димитрий лелеял надежду поселить Анфаны в монастыре пожизненно, но Вретранг категорически воспротивился и решительно заявил, что ни Анфаны, ни кто-либо из других его сыновей монахом не станет. Детей у Вретранга было немало. Альда родила ему шестерых сыновей и дочь. Следом за Анфаны на свет появился Димитрий, потом Ботар, Библо, Сослан, Русудан и Николай. Все они выросли здоровыми, крепкими.

Едва доминиканские монахи вошли во двор и чинно расселись в тени под яблоней, из мастерской стремительно, словно с цепи сорвался, спотыкаясь о разбросанные у дверей поленья, выкрикивая бранные слова и гремя развешанными вдоль прохода медными котлами, выскочил Анфаны. Добежав до середины двора, он остановился, как вкопанный, и удивленно уставился на незнакомых людей. Не отрывая глаз от монахов, Анфаны медленно стащил с себя и бросил на землю грязный кожаный фартук, оправил выскочившую из-за пояса забрызганную краской серую чугу — летнюю рубаху с короткими рукавами, шитую из грубой холстины, поклонился монахам и лишь потом поднял фартук.

Из дверей дома, сараев и клетушек на шум выглянули братья Анфаны, служанки, Русудан и Альда.

— Отец, если ты задумал сегодня устроить пир, то я тебе не помощник, у меня нет времени встречать гостей! — развел руками Анфаны и вопросительно взглянул на Ботара.

— У нашего отца — увлечение, — рассмеялся Ботар, — он любит дружить только с монахами.

— А ты помалкивай, когда старшие разговаривают! — оборвал его Анфаны. — Молод еще указывать. Лучше подойди ближе и я угощу тебя подзатыльником! Сколько можно ждать тебя? Неси накладку на подперсник. А ты чего глаза пялишь? — набросился он на Димитрия. — Быстрее тащи сафьян, не хватает кожи на катур и пахву.

Кто-то из братьев прыснул, Анфаны повернул голову, но так и не понял, кто и почему смеялся.

— Все хохочете? — на всякий случай прикрикнул он. — Рады, что не вам, а мне подставлять голову под секиру Кюрджи?

Анфаны побежал обратно в мастерскую, споткнулся о сучковатое полено, громко выругался, запустил поленом по медному котлу. Двор снова наполнился звоном.

Вретранг нахмурился, приказал сыновьям помочь старшему брату.

Анфаны сердился неспроста. Кюрджи к приезду нового епископа заказал для себя светло-коричневые сафьяновые сапоги. Причем такие, чтобы ни у кого похожих не было. В тон сапогам велел изготовить седло, попону и сбрую.

Заказ князя выполняли втроем. Димитрий выделывал кожу и готовил остов седла, Ботар ковал стремена, застежки, бляхи, накладки, украшения из меди и серебра, наносил позолоту, Анфаны шил. Но когда с летних пастбищ, оставив табун лошадей и стадо овец на попечение рабов, приехали Библо и Сослан, все побросали работу и напрочь забыли о княжеском заказе. Теперь же надо было спешить, епископа ждали с часу на час.

Монахам подавали женщины. Вретранг сидел рядом и молча наблюдал, как голодные, люди спешили набить свои пустые желудки.

Сначала монахи были нерешительными, даже слишком скромными, чопорными и щепетильными, настолько вежливыми, что Вретрангу порой становилось неприятно. Прежде чем взять что-либо с уставленной блюдами широкой кошмы, они бросали вопросительные взгляды на Юлиана, благодарно заглядывали в глаза Вретрангу. Но уже через минуту перестали церемониться, обжигаясь, жадно хватали горячее мясо, лепешки, наперебой, мешая друг другу, тянули руки к корчагам с кислым молоком.

Первым утолил голод его преподобие отец Юлиан. Вретранг заметил это по его движениям. Они стали неторопливыми, степенными. Юлиан старался выбрать себе кусок мяса не крупнее, а повкуснее, тщательно обгладывал косточки, молоко пил не спеша, с наслаждением.

Наконец, он посчитал нужным заговорить с хозяином. Отметил, что давно ему не приходилось так вкусно поесть, потом уточнил, сколько у Вретранга сыновей, похвалил их. И тут он попал в точку. Вретранг расплылся в улыбке. Детей своих он любил и гордился ими: мастеровые, за что ни возьмутся, сделают так, что любо посмотреть.

Юлиан счел нужным заметить:

— Все живые существа рождаются друг от друга через семя. Чем лучше семя, тем лучше и потомство. О сыновьях же сказано: «Что стрелы в руке сильного, то — сыновья молодые. Блажен человек, который наполнил ими колчан свой». — Юлиан взглядом показал на Хурдуду, мастерившего в углу двора новую арбу. — Этот, как я понял, не сын твой?