Анатолий Лысенко - Хомуня

Вретранг улыбнулся, еще раз посмотрел на того, о ком заговорил монах, перевел взгляд на Русудан, единственную свою дочь, которая, он заметил, то и дело бегала к Хурдуде, о чем-то шепталась с ним.

— Эта раб мой — Хурдуда. Он попал ко мне лет десять назад.

Монахи уже заканчивали есть, но никто из них не вставал с кошмы, все прислушивались к словам Юлиана и Вретранга.

— Вижу, хозяйство у тебя крепкое, — продолжил Юлиан, — рабочие руки лишними не бывают. И вот о чем я хочу тебе сказать. Папа римский возложил на меня миссию найти, остатки племен восточных венгров, дабы обратить их в веру католическую. Но дорога трудная, средства на пропитание у нас кончились. А потому прошу тебя, Вретранг, купи двоих сотоварищей моих, пусть будут они у тебя самыми послушными рабами.

Вретранг внимательно посмотрел на спутников Юлиана. Монахи выпрямились, расправили плечи. Бродячая, без средств к существованию, жизнь всем им порядком надоела, и они рады продаться в рабство к хлебосольному хозяину. Двое из них были еще довольно молодыми и крепкими, если их подкормить как следует, вполне получились бы хорошие работники.

— Кто-нибудь из них умеет землю пахать? — спросил Вретранг.

Юлиан окинул взглядом своих собратьев и повернулся к хозяину.

— Этого им еще не приходилось делать.

— А зерно молоть?

— Нет.

— А пасти лошадей или овец?

— И этим заниматься им не приходилось. Служить богу — они умеют, а всему остальному, я думаю, научатся.

— Не стану от тебя скрывать, преподобный отец, — усмехнулся Вретранг, — заполучить монахов в качестве рабов — для меня особенно любопытно и заманчиво. Представляю, как бы посмотрел на это мой старый друг, иеромонах отец Димитрий. Он сейчас в отъезде, но скоро будет. Думаю, что он не пережил бы такого. Но — мана манит, а бог бережет. Дело соблазнительное, а все же кормить бездельников задарма — не вижу пользы.

Юлиан вздохнул и опустил голову.

Во дворе показался Библо, побежал в конюшню, вывел оттуда своего жеребца. Братья вынесли седло, попону, начали примерять. Чистопородный каурый арабский скакун в одну минуту украсился нарядной сбруею. Бока нетерпеливого, чуть подрагивающего жеребца облегала великолепная попона, искусно расшитая золотой и серебряной нитью. Здесь были и замысловатые узоры в виде змей, перевитых между собой, и цветы. Попона застегивалась на груди с помощью большой золоченой бляхи с темным изображением Сэнмурва — крылатого чудовища, поедающего людей. Сверху попоны красовалось роскошное седло, украшенное рельефным плетеным орнаментом и тонкими золочеными, с чернью, пластинками в виде птиц и зверей. Анфаны принес и вставил в стремена мягкие сапоги из тонкой сафьяновой кожи, отделанные золочеными аппликациями. Он так выкроил голенища, чтобы верхняя их часть острым треугольником, обшитым тканью, плотно прикрывала колени. Фигурные выкройки передника и задника голенищ и головок, сшитые для крепости с вставленной между ними сложенной вдвое узкой полоской черной кожи, образовали рельефный узор. На внутренней стороне голенища Анфаны сделал подкладку из тонкой просвечивающейся кожи.

Не только монахи, но и вся многочисленная семья Вретранга окружила коня, залюбовалась искусной работой. Хурдуда обнимал своих молодых господ, радостно смеялся и беспрестанно повторял:

— Надо же? Никогда бы не поверил, что все это сделано вашими руками. Надо же? Учите и меня своему ремеслу!

Даже Юлиан позабыл о своей степенности, подскочил к Вретрангу, хлопнул его по плечу.

— Воистину золотые сыновья у тебя!

Вретранг расплылся в улыбке.

Братья посмеивались, довольные. Анфаны отошел в сторону, склонил голову набок, залюбовался. Потом нахмурился, громко хлопнул себя ладонью по лбу.

— Глупая моя башка!

Все удивленно посмотрели на старшего сына Вретранга.

— И вы тоже хороши, — набросился Анфаны на Димитрия и Ботара, — не могли подсказать. Сюда же серебряные колокольцы нужны! — Анфаны подбежал и ткнул пальцем в верхнюю часть сапога. — Растяпы мы!

Ботар отступил назад, присмотрелся.

— Нужны колокольцы, — согласился он. — Маленькие, с красной эмалью, на тонкой золотой цепочке. И на попоне такие же. Впереди. По три с каждой стороны. И нашить их надо на красный бархат.

— Сойдет и так, — возразил Сослан, — а вот с конем не знаю, что и делать. Придется князю его отдать. Боюсь, к другой масти не подойдет сбруя, не так смотреться будет.

Сыновья вопросительно уставились на отца.

— Бог с ним, с конем, — махнул рукой Вретранг. — Подарок алдару напрасным не бывает. Пусть думает, что мы его любим. Ведите к Кюрджи оседланного коня. Пускай все видят, на что вы способны.

В калитку громко постучали, и Хурдуда побежал открывать. Заглянув в щель между досками, он обернулся и радостно воскликнул:

— Смотрите, кто пришел!

Хурдуда открыл калитку.

Опираясь на костыли, во двор медленно вошел русич, отец Лука. Обходиться без костылей он уже не мог, каждый шаг стоил ему немалых усилий.

— Бабахан с Сауроном приехали? — спросил он у Хурдуды.

— Нет, святой отец. Не знаю, что и думать, — Хурдуда пожал плечами и опустил голову.

— Не заболел ли? — встревожился отец Лука.

Подошел Вретранг с сыновьями, обнял русича.

— Ну, как ты? — Вретранг заглянул в глаза новому гостю.

— Скриплю потихоньку, — ответил он. — Пора на погост, давно пора. А то заждалась меня Аримаса. Больше тридцати лет прошло, как душа ее в одиночестве бродит. Снилась мне, значит, и в самом деле ждет. Не знаешь, почему Саурон с Бабаханом не приехали?

Вретранг пожал плечами.

— Наверное, что-то произошло у них, — предположил он.

Русич шагнул к сыновьям Вретранга.

— Ну, здравствуйте, добры молодцы.

— И тебе здоровья, отец Лука, — поклонились русичу юноши.

И только тут русич увидел стоявшего в стороне оседланного коня, залюбовался.

— Чей же такой красавец? — спросил он.

— Был наш, теперь Кюрджи отведем. Заказывал сапоги, седло и сбрую. Только что закончили. Решили отдать вместе с конем.

— Эдакому душегубу — такую красу? — удивился русич.

— А нам что, лишь бы золотом платил, — сказал Вретранг.

— Золотом, золотом, — недовольно пробурчал русич, — сколько тебе надо его, золота этого?

— В нем и интерес. Даром только птица гнездо вьет, да и то для себя потому что. А если говорить о золоте, ты же знаешь.

— Знаю, знаю, — перебил его русич. — Почему и прилепился к тебе, что ты лучше свое отдашь, чем чужое своруешь. Чья работа?

Братья указали на Анфаны.

— Да нет, — смутился старший сын Вретранга, — все делали. И Димитрий и Ботар. Друг без друга мы — ничто. А коня — Библо выходил.

— Молодцы, — похвалил русич. — Не был бы калекой, прокатился бы на старости лет. А с Кюрджи не церемоньтесь, сдерите с него как следует. Но помните: богатство пагубно, если им не пользоваться достойным образом. Ни больного не может излечить золотая кровать, ни глупому не на пользу слава и богатство.