Юзеф Крашевский - Два света

— Прошедшее не принадлежит мне… но сердце… мое… не правда ли?

— О, наконец надо открыть тебе всю правду, бедное дитя! — воскликнула сирота, заливаясь слезами. — Хоть это признание стоит мне слишком дорого, но я ничего не буду скрывать перед тобой… не хочу, чтобы ты был невинной жертвой чужих заблуждений… Я любила и люблю другого… принадлежу другому — и ничего не могу дать тебе, кроме холодной руки, остывшего сердца, мысли, прикованной к здешним местам, слез и угрызений…

Юстин побледнел и задрожал.

— Я обманывала тебя, — продолжала девушка, — ты был жертвой… как и я сама… Надо было оттолкнуть того, кого я любила, возбудить в нем презрение ко мне и, успокоив его этим презрением, навсегда удалить от себя… Я притворялась влюбленной в тебя…

Молодой человек грозно взглянул на Полю и воскликнул:

— Женщина! Есть ли в тебе сердце?..

Но гнев его тотчас смягчился при виде покорного и умоляющего взгляда девушки. Он прослезился и спросил:

— Что же я сделал тебе?.. О, ты жестоко наказала меня за то, что я смел поднять на тебя глаза мои!..

— В свою очередь и ты оттолкни меня с презрением! — воскликнула Поля. — Я не стою твоего чистого сердца и святой любви, которую пробудила в тебе… Я не приму, жертвы — и ты простишь меня…

— Простить? Но могу ли я обвинять, если жалею тебя? Нет, я глубоко люблю тебя и все принимаю… пойдем со мной и будем плакать вместе… Я не хочу знать и разбирать прошедшего… не требую любви твоей, а только прошу позволения любить тебя и смотреть на тоску твою… Надеюсь, что милосердный Бог, тишина и мои старания со временем облегчат ее…

И поэт опять подал девушке руку. Поля молча пожала ее.

— Так ты не презираешь меня? — спросила она шепотом.

— Нет, а только сострадаю и скорблю… пойдем и не будем больше говорить об этом… Завтра я открою мое намерение панне Анне и Юлиану, поведу тебя к алтарю — и потом убежим в Горы.

— Да, убежим! — с трепетом повторила Поля, почти теряя рассудок. — Здесь воздух отравлен… тут невозможно жить… здесь все обманывает… это не наш свет и люди…

Поля замолчала, и молодые люди возвратились в замок… Встретив взор Юлиана, Поля в бессилии упала на стул… Этот взгляд был не тот, что прежде: в нем отражалась холодная подозрительность, и место прежней страсти заступила какая-то боязнь. Карлинский уже боялся подойти к Поле, не искал и даже избегал ее. Поля достигла цели, но ее сердце обливалось кровью: Юлиану, по-видимому, так немного стоила теперешняя перемена, для него так легко было забыть прошедшее, отречься от любимой девушки… Любовь его была так слаба и скоропреходяща, тогда как бедная сирота сознавала, что для ее любви мало было всей жизни!

Анна с радостью услыхала о предложении Юстина и тотчас же побежала к Поле.

— Ты идешь замуж? — воскликнула она. — И скрывалась передо мной, неблагодарная! Юстин любит тебя, ты любишь его… дядя Атаназий благословляет вас… Позволь же и мне — сестре по сердцу — поделиться твоим счастьем.

Она взглянула на лицо бедной сироты и в изумлении отступила назад… Поля побледнела, как смерть, и вся дрожала… глаза ее были полны слез.

— Что с тобою?

— Ничего… видно, счастье производит на меня внешнее действие, — произнесла сирота с горечью и бросилась на шею своей подруге…

Несмотря на такое равнодушие, Юлиан задрожал, как лист, когда сестра сказала ему о предложении Юстина: смертельная бледность покрыла лицо его, зубы сжались, и страдание так резко выразилось во всей его наружности, что Анна только теперь заметила истину, догадалась и поняла то, чего прежде и не подозревала.

— Что с тобой, милый Юлиан? — спросила она в изумлении. — Неужели ты не радуешься счастью Поли?

— Я? Напротив, радуюсь… но меня всегда ужасно волнует, если человека постигает какое-нибудь счастье.

— Но тут есть все условия для счастья, — весело перебила Анна. — Равенство положений, сходство мыслей, взаимная склонность сердец… притом же, дядя Атаназий обеспечивает их будущность… чего же больше желать им?

— Правда твоя, милая сестра!.. Они будут счастливы, и я от всего сердца желаю им этого, — отвечал Юлиан, быстро уходя из комнаты. — Поговори об этом с президентом.

Удивленная Анна возвратилась на свою половину, а Юлиан пожелал скрыться от человеческих взоров и заперся в своей комнате. Человек никогда живее не ценит сокровища, как в минуту потери его: теперь в Юлиане вдруг воскресали и подавленная любовь, и чувство долга, и мучение, и невыразимая тоска. Он ходил, как помешанный, ломал руки и упрекал себя за то, что не имел силы воли сомнительному будущему предпочесть настоящее, несомненное счастье. Он размышлял, колебался и в порывах нетерпеливости то хотел бежать к Поле, схватить ее и убежать из Карлина, то покушался убить неблагодарную или, по крайней мере, насмеяться над ней, чтобы излить всю горечь сердца.

Видя, в каком состоянии Юлиан вышел из залы, Алексей сейчас же отправился за ним и сказал:

— Я знаю все! У тебя не достало сил и смелости бороться за собственное счастье и поссориться со светом. Теперь старайся хладнокровно и мужественно перенести необходимые страдания… Не избегай их, стой твердо.

— Ты прекрасный советник, — сердито воскликнул Юлиан, — потому что сам холоден как гранит и построил свою жизнь так, что она всегда идет регулярно, точно английские часы… Пожалуйста, оставь свои наставления и забудь обо мне.

В эту минуту вошел президент, издали наблюдавший за молодыми людьми. Он считал неудобным оставлять Юлиана наедине с Алексеем и давать тому возможность иметь влияние на образ мыслей племянника. С веселой улыбкой он еще на пороге сказал Юлиану:

— Вот у нас готовится свадьба! Ты уже должен знать, что Юстин женится на Поле. Я чрезвычайно рад этому, потому что невозможно подобрать лучшей пары. Живая и горячая Поля прекрасно поступает, что идет за слепого Гомера… по крайней мере, он не будет видеть ее прихотей, в которых у нее, конечно, не будет недостатка. Надобно, однако, нам что-нибудь сделать для Поли, если дядя Атаназий дает им Горы.

— Без сомнения, — проговорил Юлиан в замешательстве. — Анна распорядится этим…

— Она уже говорила мне о приданом — это само собой, но, может быть, еще не мешало бы дать ей каких-нибудь пять сот дукатов на булавки…

— Если только она примет…

— Об этом не беспокойся! Но дело повернулось так горячо, что мы не успели даже заметить, как они влюбились, дали друг другу слово, условились и через две недели назначили свадьбу… Если бы тебе удалось так же скоро сладить с панною Гиреевич!

— Мне никогда и ничто не удастся, милый дядюшка! — воскликнул Юлиан, взглянув на выходившего Алексея.

— Откуда же явилось в тебе такое сомнение?